Зеркальный дракон

Дальше был пропуск – специальное окошко, которое, видимо я сама и нарисовала для того, чтобы восстановить пробелы в собственном воспоминании. Однако оно пустовало. Неужели я за одиннадцать лет так и не смогла ни разу дополнить картину? Странно, очень странно.

Продолжаю читать, напрягая все мозговые извилины:

«Ты схватила ее за руку и побежала прочь. Она смеялась и все твердила: «Глупышка, ты чего, это всего лишь сказка. Дракон же ненастоящий! Папу бросили, папа нас потеряет…». Но ты упорно вела ее из зала, боясь чего-то. Ты не могла смотреть на дракона больше, он словно превратился в облако темного дыма. Именно так ты описывала все своему психиатру, во всяком случае.

Взрыв раздался спустя пять минут после того, как вы вышли из здания театра. Ты все же смогла настоять на своем, и благодаря твоему детскому капризу вы с мамой стали одними из немногих счастливчиков, кто выжил в этом теракте. Отца твоего собирали по кусочкам, чтобы похоронить, как бы ужасно это ни звучало. И хоронили его в закрытом гробу, и ты ревела безудержно все похороны. В конце дневника в конверте есть фото – если не веришь. Его звали Федор, как и твоего отчима. Поэтому ты часто называешь отчима отцом. Он смущается, но ты никак не можешь перестать это делать.

Психиатр так и не смог до конца помочь снять тебе все блоки. Из-за своей тревожности ты вынуждена иногда прибегать к медикаментам. Больше мне нечего тебе сказать. Себе сказать. Просто попытайся с этим справиться, хорошо? В очередной раз попробуй выиграть заведомо проигранную битву

With L,

Teya O

V

E».

Я улыбаюсь придуманному когда-то забавному сочетанию, напоминающему кроссворд. О – Моя фамилия. Я сменила ее, когда мне было четырнадцать. Почему именно О, спросишь ты, дорогой незнакомец? Еще бы я сама знала ответ на этот вопрос!.. Лет с десяти я просто отчего-то знала, что это – моя настоящая фамилия и только.

Становится немного спокойнее после того, как я заканчиваю чтение дневника. Что же, это хоть что-то объясняет. Новости две, и первая не очень хорошая: я немного сумасшедшая, что не делает психологического комфорта нашей семейке. Но есть и новость получше: я такая не с рождения, мои изменения в сознании и памяти произошли из-за детской травмы. Интересно, правда, почему мне не помогли с ней справиться профессионалы (учитывая финансовые возможности моей родни, специалистов наверняка наняли первоклассных).

Теперь главная загадка, вопрос, который я задаю себе изо дня в день, перечитывая строчки, написанные почти детским, разборчивым почерком. Я старательно выводила каждую букву тогда, потому что знала: читать мне придется собственное послание еще не раз…

– …Как вспомнить? Ведь, может, я перестану быть такой, если просто подберу нужный ключ! – восклицаю вслух я и медленно опускаюсь на мягкий коврик из биканерской шерсти и шелка.

Закусывая губу, наблюдаю за снегопадом через окно собственной комнаты. Что-то гнетет меня, сжирает изнутри, но я не могу разобраться, что именно. Напоминает жажду, причем будто жажду какого-то сладкого напитка с медом. Только ее испытывает не тело, а мозг.

Раздается звук осторожно опускающейся дверной ручки, и я, вздрогнув, мгновенно оборачиваюсь. Это Лика, она выглядит до смерти испуганной:

– Малыш, ты чего? – я хмурюсь и, подползаю к ней.

Обхватываю осторожно ее маленькое тельце руками. Анжелика сегодня в юбке-пачке; оделась, как балерина из «Барби и Лебединое озеро», ее любимого мультика. Поправляю ее наряд и притягиваю девочку к себе. Лика, всегда, ласковая, как котенок, никак не объятья не реагирует. Взгляд девочки пугающе пуст, хотя в то же время полон ужаса.

– Буля съела Лозетту, – шепчет Лика.

– Что-что?

– Лозетту съело чудище из снега, – девочка поворачивает свое маленькое личико ко мне и заливается слезами.

– Я не понимаю…

– Пойдем! – она вдруг резко хватает меня за руку и тянет за собой из комнаты.

Неужели моя тревожность передалась ей настолько, что она навыдумывала каких-то монстров? Лика никогда не была фантазеркой, в смысле, умела отличать реальный мир и мир сказки. Странно, очень все это странно! Что же меня ждет на улице?..

Обнаруживаю, что входная дверь приоткрыта. Вещей Розетты на входе нет – может, она отпустила Лику сходить в туалет или еще чего, а сама ждет в машине?

– Где няня? – сглатывая комок, спрашиваю сестру.

– Она спит на улице.

– В смысле спит?

– Ее съела буля и тепель она спит! И не пл-о-… – тут Лика поднимает на меня залитые слезами карие глаза. Губы ее дрожат. – Не плосыпается! Ее надо лазбудить!

Что-то мне это совсем не нравится. Я надеваю ботики и накидываю куртку. Держа девочку за руку, открываю тяжелую входную дверь, на секунду зажмурившись. Сердце мое сжимается вместе с рукой, что держит крошечную ладошку сестры. Но та от боли даже не вздрагивает: мы так обе до ужаса напуганы.

Розетта лежит неподвижно в шагах десяти от дома на тонком слое снега и льда, успевшего образоваться за ночь. Вся земля покрыта тонкой прозрачной пленкой слякоти. Я осторожно ступаю на нее, а затем делаю шаг назад: