Неподалеку от ворот пансионата раскинулась просторная парковка. В будний день она была занята в основном машинами персонала, и свободных мест здесь хватало. Ян оставил автомобиль в тени старой березы и направился к воротам. Вдоль забора были высажены мелкие рыжие бархатцы, присыпанные сверху сухими листьями. Их запах, теплый, чуть пряный, заполнял собой все вокруг, легко переплетаясь с прохладным воздухом. Он был отдаленно похож на запах лилий, однако Ян с удивлением обнаружил, что здесь и сейчас это почему-то не имеет особого значения.
У ворот он предупредил охрану о том, кто он, показал пропуск, хранившийся в боковом кармане бумажника с прошлого визита. Заодно Ян позволил охранникам заметить полицейское удостоверение. Это было не обязательно – но значительно упрощало ему жизнь.
Нина, кажется, знала распорядок жизни в пансионате наизусть, именно она в большинстве случаев организовывала семейные визиты. Яну было плевать, кто здесь чем занимается, он понимал, что это никак не влияет на состояние его отца. Либо старик будет в норме, либо нет, третьего не дано.
Сиделка отца, конечно же, знала Яна – и была удивлена его визитом. Чувствовалось, что ей хотелось возмущаться, однако она не решилась. Ян почему-то всегда немного пугал ее, хотя он ничего для этого не делал.
– Михаил Леонидович сейчас в саду, – только и сказала она.
– Каковы шансы, что он меня узнает?
– Сегодня утром он был разговорчив, так что попробуйте… Принести вам чего-нибудь? Кофе, чаю?
– Нет, благодарю. Я бы хотел побеседовать с отцом наедине.
– Что-то случилось?
– Это… личное.
Отец сидел в высоком деревянном кресле, расположенном у небольшого пруда. Оттуда можно было наблюдать, как листья старых кленов, срываясь вниз, кружатся и садятся на воду. Прекрасное развлечение для умиротворенной пожилой дамы – но никак не для человека, которым был Михаил Эйлер. Все меняется. Если бы Ян верил в карму, он бы решил, что тут она потрудилась на славу.
Михаил был накрыт теплым пледом, на коленях у него лежала книга, но, когда Ян подошел, он не читал. Название стерлось, да оно было и не важно. Взгляд отца оставался равнодушным, будто его и правда интересовали только клены. Ян опустился на небольшую старую лавку, вкопанную в землю у пруда.
В этой части сада пахло прелыми листьями – главный запах осени, вступающей в свои права.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как опознал ее, – ровно и спокойно сказал Ян.
Он до последнего не признавался даже самому себе, что едет сюда именно за этим. Теперь вот пришлось – он должен был привлечь внимание отца.
Он и сам не знал, зачем это ему нужно. Когда он просил о беседе Павла, он еще верил, что Александра может быть жива, вот в чем истинный смысл оставленных ему посланий. Теперь уже нет. Цель могла быть лишь одна: сделать больно самому себе, чтобы болью заглушить все остальное.
Отец не отреагировал, но Ян и не надеялся, что это будет так просто.
– Ты никогда никому не рассказывал, как именно это было, – продолжил он. – Мне так точно нет. Возможно, ты рассказал бы Пашке, если бы он попросил тебя. Но ему и так хватило сюжетов для ночных кошмаров, это я уже понял! Ему было не так важно знать это. Для него Александра была просто сестрой. Для меня она была чем-то большим.
Михаил все так же смотрел вперед, не моргая. Там, куда он смотрел, ничего не было.
– Ты хотя бы помнишь Александру? Ее имя что-то значит для тебя? Ты не имеешь права забывать. Только не ее! Себя забывай сколько угодно, свои эти подвиги, все равно тебе напомнят. Но ее – никогда! И то, что ты сделал. Это остальные думали, что у вас просто какое-то там противостояние, битва характеров. Я все знал. Я помню ее слезы – и свою беспомощность. Я знал, что до добра это не доведет, я надеялся, что ты остановишься… А ты отнял ее у меня. Ты хоть понимаешь это? То, что произошло, нельзя назвать несчастным случаем. Это твоя вина. Раз уж у тебя такой должок передо мной, тебе не кажется, что я имею право на компенсацию? Я должен знать
Михаил наконец повернулся к нему и уставился на младшего сына, но даже сейчас невозможно было понять, насколько он адекватен. Ян не первый раз отмечал, какие жуткие у их семейства глаза – и как окружающие выносят это постоянно? Белесые, словно затянутые первым осенним льдом… Эти глаза унаследовали трое из четырех детей Михаила Эйлера. Павел остался не у дел, всегда делал вид, что его это не беспокоит, – и всегда врал.
– Почему ты не сказал мне, что увидел там? – в который раз спросил Ян. – Почему не позволил узнать?
Отец никогда не отвечал ему. А сегодня почему-то ответил.
Он наклонился вперед и произнес тихо, четко и равнодушно:
– Когда ее нашли, жуки сожрали половину ее лица. Но самым страшным было не это. Самым страшным было то, что они не сожрали все ее лицо. И тогда я мог бы позволить себе не думать, что это она. Но половина осталась – и я видел, что это она.
Что ж, старик по-прежнему умел правильно подбирать слова. Ян почувствовал, что ему хочется отшатнуться или хотя бы отвести взгляд. Но вместо этого он и не моргнул, продолжая уверенно смотреть на отца.