Зеркальный вор

— Я не имею в виду азартные игры, — поясняет она. — Я говорю об его умении видеть.

Они проходят еще несколько шагов.

— Ты знаешь Фрэнка Стеллу? — спрашивает она.

— Он игрок?

— Он художник. Постживописный абстракционист. По рассказам одного из моих университетских профессоров, Стелла однажды назвал величайшим из ныне живущих американцев не кого-нибудь, а Теда Уильямса из «Ред сокс» — это который в Зале славы, уж его-то ты знаешь, я думаю? Стелла считал Теда Уильямса гением, потому что тот мог видеть быстрее, чем кто-либо другой. Он якобы мог сосчитать стежки на мяче, летевшем на него со скоростью девяносто миль в час. И Стэнли Гласс наверняка впечатлил бы Фрэнка Стеллу. Для Стэнли простое созерцание объекта уже является действием. Действием в его чистом, нематериальном виде. Если опять же сравнивать с бейсболом, то здесь не обязательны даже подача и отбивание. Взгляд сам по себе уже является хоум-раном.

Они снова в главном зале. Вероника поднимает глаза к потолку, где пышнотелая царица и ее аллегорическая свита парят над головами зрителей. Всадники в доспехах на вздыбленных скакунах. Герольды и ангелы, дующие в трубы. Статуя крылатого льва. Кучевые облака между белыми спиральными колоннами. Кёртис идет рядом, также поглядывая на картину, однако думая о другом: об одном трюке, который не раз показывал Стэнли. Отец Кёртиса бросал через всю комнату колоду карт со словами: «Сыграем в подбор пятидесяти двух!» — и Стэнли подбирал с пола их все, безошибочно называя каждую лежавшую рубашкой вверх карту, прежде чем ее перевернуть.

Они достигают эскалатора и начинают спуск. Заходящее оранжевое солнце освещает фойе «Дворца дожей», где уже не так многолюдно: кооператоры частично разбрелись кто куда. В центре зала кривляется маттачино в маске, шутливо меряясь бицепсами с сотрудниками службы безопасности.

Вероника все еще смотрит на картину.

— Это работа Веронезе, — говорит она, указывая пальцем вверх. — Что за каша была в башке у этого бедолаги? Взгляни на эту вымученную перспективу. На эти мясистые фигуры в нижней части картины. Могу поспорить, когда они открыли оригинал в зале Большого совета, многие люди опасались под ним стоять. Ты его видел?

— Оригинал? — уточняет Кёртис. — Да, видел. Пару лет назад, в отпуске в Италии. Стэнли все еще говорит о поездке в те края?

— Да, почти все время.

— Так почему он не поедет? С деньгами туго?

— Нет. Деньги для Стэнли не проблема. Но у него никогда не было паспорта.

Сойдя с ленты эскалатора, Вероника быстро направляется к дверям. Кёртис спешит следом, озадаченный этим внезапным ускорением. Когда она проходит мимо маттачино, тот снимает шапочку с перьями.

— Come stai belle?[22] — обращается он к Веронике.

Та не сбавляет шаг, огибает клоуна, не взглянув на него и только чертыхнувшись, а еще через пару секунд покидает здание.

Кёртис нагоняет ее у ограждения канала. Солнце — большое и мягкое, как желток в глазунье, — опускается к горам; песочного цвета небо иссечено розовыми линиями инверсионных следов. Вероника, скрестив руки на груди, грызет ноготь большого пальца и невидящим взглядом смотрит на причаленные гондолы.

— Чтоб их всех! — бормочет она. — Ненавижу этих тварей! Люди в масках наводят на меня жуть.

Кёртис морщит лоб, затем ухмыляется, глядя на нее сбоку.

— Кроме тех случаев, когда ты сама носишь маску, — говорит он. — Тогда другие твари тебе не страшны. Я правильно понял?

Они кивает:

— В детстве я надевала маску задолго до Хеллоуина и носила еще целую неделю после того. Не снимала ее даже в ванной. Спала я обычно в гель-масках — мама приносила их из косметического салона, где она работала. Только так я могла заснуть. А без маски я всю ночь ворочалась в постели, неуверенная, что окружающие меня люди на самом деле те, кем они кажутся. Я и в себе-то самой не была уверена. Моя несчастная мама без конца таскала меня на консультации и тестирования к разным психологам. Только через чертов СМИЛ меня прогнали раз шесть, прежде чем я впервые услышала о такой вещи, как «переключение внимания».

Кёртис облокачивается на парапет слева от Вероники и смотрит вниз на воду. Парень с сеткой на длинном алюминиевом шесте вылавливает из канала мусор, плавно поводя своим орудием то в одну, то в другую сторону. Как гондольер с веслом, но без гондолы.

Вероника наклоняется ближе к Кёртису. Должно быть, она приняла душ сегодня перед уходом из номера: от нее пахнет знакомым мылом из набора туалетных принадлежностей отеля.

— А как ты отмечал Хеллоуин в детстве? — спрашивает она.

Кёртис смотрит в пространство перед собой.

— Мои дед и бабка были «свидетелями Иеговы», — говорит он, — так что про Хеллоуин мне особо и вспомнить нечего.