Зеркальный вор

— Задача всякого автора, — говорит он, — быть летописцем своего времени. Занять позицию стороннего наблюдателя, все замечать и фиксировать.

— Так вот оно что! — восклицает Чарли, щелкая пальцами, а потом хлопая себя по коленям. — Ну, теперь мне все ясно! Дружище, я чувствую себя полным профаном! Ведь до сих пор я, по глупости своей, пытался что-то сотворить. Пожалуй, мне все-таки стоит заняться живописью. Как считаешь, Стюарт? Или, может, вернуться в рекламный бизнес? Там я могу быть очень креативным. А сейчас… Алекс, ты не будешь против, если я проведаю мой старый добрый сортир? Мне надо избавиться от лишнего дерьма.

— Полагаю, ты помнишь, где он находится, — говорит Алекс. — И как там все устроено.

Чарли начинает пересекать комнату, на цыпочках обходя ящики и расставленные на полу кружки с вином.

— Жаль, что ты пропустил встречу в «Коустлайнз», — говорит Стюарт, когда Чарли проходит мимо него. — Знаешь, а ведь этот Гинзберг тоже когда-то писал рекламные тексты.

— Гинзберг и сейчас пишет рекламные тексты, — фыркает Чарли. — Вы, парни, ворчите на Ларри Липтона за то, что он рекламирует битников, как мыло и стиральные порошки, но настоящая причина вашего нытья в том, что он недостаточно активно это делает. «Поэт всегда нагим стоит пред миром!» Великолепно. Алекс, я на днях сделал поляроидом несколько снимков своего члена. Как считаешь, «Эвергрин ревью» их опубликует?

Чарли исчезает в туалете и закрывает за собой дверь, потом, громко выругавшись, открывает ее, чтобы при наружном свете отыскать спички и свечу.

— Я не понимаю, чего ты, в конце концов, хочешь, Чарли? — кричит в его сторону Брюс.

— Я хочу напиться в хлам, — бормочет Чарли и снова закрывает дверь.

Остальные глядят куда попало, стараясь не встречаться глазами друг с другом. В комнате все более ощутим тяжелый запах, что неудивительно при наличии в тесноте множества тел, не очень хорошо знакомых с мылом и мочалкой. Тишину нарушает лишь плеск струи в унитазе, постепенно сходящий на нет. Две руки с разных сторон одновременно тянутся к кувшину с вином, и обе смущенно ретируются. Кто-то — Морис? Боб? — направляется к радиоприемнику, но его жестом останавливает Милтон.

— Слушайте, — говорит он. — Кажется, дождь прекратился.

И в следующую минуту гости уже на ногах: торопливо натягивают куртки, разбирают в прихожей ведра. Стэнли и Клаудио, держась вместе, выходят на улицу со всеми. Здесь еще не успел рассеяться липкий туман; по небу резво несутся плотные тучи, окрашенные лунным светом в зеленовато-желтые тона, однако самой луны пока не видно.

Компанию догоняет Чарли, на ходу застегивая ремень, и Алекс запирает дверь квартиры.

— Надо же, ты так и не стер это с зеркала! — говорит Чарли, хлопая его по плечу, а затем устремляется вперед с воплем, в котором можно разобрать ликующие нотки.

— Стюарт! — кричит он. — Алекс их не стер! Те слова, которые ты написал для меня на зеркале!

Нестройной колонной по два и по три, бодро помахивая ведрами, они направляются к берегу. В глубоких лужах, скрывающих выбоины в асфальте, отражаются фонари и кусочки облачного неба. На пляже тут и там видны небольшие костры, между которыми перемещаются тени.

Стэнли с Клаудио идут молча, замыкая колонну. Клаудио, похоже, мало занимает суть происходящего. Не то чтобы он не понял предварительных объяснений Стэнли — тупицей его не назовешь, — но сейчас он просто следует за своим другом, не задумываясь о его целях и намерениях. По идее, Стэнли должен быть благодарен ему за такую преданность, однако вместо этого он испытывает легкое раздражение.

— Выходит, это жилье Алекса раньше принадлежало Чарли? — спрашивает Клаудио после долгой паузы. — Я правильно понял?

— Для меня это тоже новость, — отвечает Стэнли.

Они проходят еще несколько шагов. Меж тем голова их колонны уже пересекла набережную и начала спускаться на пляж.

— Чарли очень расстроен, — снова начинает Клаудио. — Ты не знаешь почему?

— Наверно, он считает, что остальные держат его за шута или пустозвона.

— А почему он так считает?

— Откуда мне знать? Возможно, потому, что это правда. Слушай, почему бы тебе не побежать вперед и не спросить об этом самого Чарли?

— Он сказал, что не хочет делать мир еще хуже, чем он есть. Но как может какой-то стих навредить целому миру? Как могут стихи что-то реально изменить? Я этого не понимаю.

По достижении темного пляжа колонна сбивается в беспорядочную кучу — как веревка, свободно падающая на землю из вертикального положения. Мимо них по направлению к воде проходят женщина и два молодых парня — все трое полностью обнаженные. Никто не задерживает на них взгляда, как будто это в порядке вещей. В круге света от самого дальнего костра полуголый мужчина в темных очках выбивает мелодию на двух маленьких барабанах. Получается так себе: барабаны выглядят и звучат как игрушечные. Ритм ускоряется вместе с очередным ударом волны, затем угасает и тут же начинает разгоняться вновь.

Милтон смотрит на свои часы.

— До начала прилива осталось десять минут, — говорит он.