Уродливая гримаса перекашивает лицо Синтии, как будто она невзначай проглотила осу. А в следующий миг ее лицо становится пустым. Внешняя безжизненность вкупе с огромным внутренним напряжением — как у гидроэлектрической дамбы под напором воды. Стэнли уже случалось видеть такие лица, в том числе у женщины-самоубийцы перед прыжком с Вильямсбургского моста и у незадачливого грабителя перед тем, как он застрелил трех человек в манхэттенской закусочной. Лица, превратившиеся в мертвые маски, ничего не выражающие, поскольку они просто не находят верного выражения для того, что давит на них изнутри. Прежде Стэнли нередко воображал себя самым одиноким человеком в этом мире, но сейчас перед ним
— Ты что, побывал в моей комнате? — спрашивает Синтия.
Стэнли не отвечает. Он мог бы ринуться вниз, отпихнуть ее в сторону и выскочить из этого дома, прихватив по пути свою куртку и вещмешок, — но самый удобный момент уже упущен. Такое чувство, будто здание начинает сжиматься, захлопываться, как ловушка, — или же девчонка раздувается как воздушный шар, наглухо перекрывая ему путь. Какая-то часть Стэнли уже готова пустить в ход оружие. Он живо представляет себе дергающийся при выстреле ствол пистолета и мгновенное — с упругим резиновым хлопком — исчезновение Синтии.
Но пока что никакой ощутимой угрозы нет. Взгляд Синтии блуждает повсюду, кроме лица Стэнли, а на щеках вновь появляется румянец — как у школьников, возвращающихся в классы после внезапно объявленной тревоги, которая оказалась учебной. Девчонку слегка пошатывает, и, чтобы скрыть это, она переступает с ноги на ногу. Столь же шаток и переменчив тон ее речи, когда она снова начинает говорить.
— Ты, наверное, подумал… — звучит как попытка оправдаться, которая тут же сменяется нападением. — Впрочем, я ни на миг не поверю, что ты способен понять…
— Так и есть, — говорит Стэнли. — Я ничего не понимаю.
Опираясь на перила, Синтия принимает небрежно-элегантную позу в стиле Одри Хепбёрн, и эта игра в уверенность действительно придает ей уверенности в себе. Тембр голоса становится густым и светлым, как кленовый сироп, растекающийся по филигранному стеклу. При всем том речь ее звучит неубедительно.
— Они не мои настоящие родители, — говорит она. — Клаудио сказал тебе об этом? Я торчу здесь всего-то пару месяцев. Встретила Эдриана на пляже, как и ты. Они хорошие люди, что бы ты ни думал. А если кто спросит: я племянница Сюннёве. Но в этих краях никто не задает вопросов.
Теперь она глядит в пустоту, вертя в пальцах фантомную сигарету.
— Никто не
— Ты ни черта не знаешь обо мне и Клаудио.
Ее взгляд — жутковато-пустой, как у фарфоровой куклы, — скользит вдоль лестницы и теперь уже задерживается на лице Стэнли. Далее следует презрительная усмешка.
— Ты ведь еще ребенок, — говорит она. — И не важно, где ты побывал или что ты сделал. Для меня ты всего лишь ребенок.
Через несколько секунд она отводит взгляд. Лениво, как будто Стэнли ей уже наскучил. Сейчас между ней и стеной достаточно большой просвет, чтобы он мог проскочить и дать деру. Дурак он будет, если этого не сделает.
— Так ты объяснишь мне, что там наверху? — спрашивает Стэнли. — Я обо всех этих вещах и о рисунках на полу.
Ее ухмылка становится более жесткой и злой.
— А как по-твоему, что это? — говорит она.
Стэнли меняет опорную ногу.
— Всякая магическая дребедень, — говорит он. — Типа алтаря.
— Могу поспорить, ты многое бы отдал, чтобы увидеть вещи, которые там творятся. Но только если б ты был маленькой и незаметной мухой на стене. А так ты будешь чурбаном сидеть на скамейке, сложив руки на коленях и зажмурив глаза, и не рискнешь даже разок взглянуть исподтишка. Я угадала?
На миг — только на один миг — Стэнли ощущает прилив крови к лицу.
— Просто к твоему сведению, — продолжает она. — Я не верю и никогда не верила во всю эту чертовщину. Игры в колдунов и ведьм — это не по мне. Глупые детские забавы. Тратить кучу времени и сил на охоту за несуществующими призраками — это занятие для жалких слюнтяев, больных на голову. Ты читал книгу под названием «Атлант расправил плечи»? Вот
Стэнли прислоняется плечом к стене и скрещивает на груди руки, чтобы скрыть их дрожание.
— Что ж, — говорит он, — если ты сама в это не веришь, мне ничего не остается, кроме как считать тебя просто выпендрежной блудницей.
Синтия приоткрывает рот с легким возгласом — но не возмущенным, а скорее приятно удивленным. Как будто Стэнли внезапно вручил ей цветок, который до того момента прятал у себя за спиной.