Зеркало

– Сейчас посмотрим… А, вот коробки, ну их целая куча, мам, и вовсе они не из-под обуви, а из-под чего-то непонятного, сейчас достану. Прямо полное собрание коробок, все старые, разные. О, жестянки! И написано: конфекты! Это конфеты, что ли? Неужели так раньше конфеты продавали? Сколько ж им лет-то, жестянкам этим?

Она вышла из чулана с двумя объемистыми жестяными коробками с чуть стершимися надписями «Товарищество Эйнем» и устроилась на своем насиженном месте, окруженная чемоданами. Сначала покрутила коробищи перед собой, рассматривая красиво разрисованных дородных тетенек, которые, жадно улыбаясь, призывали есть эйнемовские конфеты, потом одним махом высыпала фотографии перед собой. Гора получилась внушительная, но держалась мгновение, с самой верхушки ее поползли вниз тяжелые, старинные, еще картонные фотографии, и гора моментально превратилась в пласт, исторический пласт двадцатого века. Многие снимки были сзади украшены вензелями и фамилиями фотографов крупными буквами, все авторские, высокохудожественные. И все в сепию, в цвет воспоминаний, пожухлости, патины, тихого семейного счастья. Ника медленно перебирала картонки, разглядывая незнакомые застывшие лица. Те, что снимались в салоне, были чопорные и каменные, а тот же человек на любительской съемке оказывался милым хулиганом и в вечной нерезкости, всегда в движении.

– Мам, я прадеда нашла! Или кто он? Прапрадед? Я запуталась! Андрей родил Аркадия, Аркадий родил Григория, Григорий родил Владимира, Владимир родил Наталью и тетю Машу, прямо как в Библии. А Наталья родила Веронику! Значит он мне, – Ника на минуту задумалась, – прапрапрадед! Три «пра»! Ух ты! – крикнула Ника, взяв тугую бежевую картонку, на которой был изображен высокий красивый мужчина с сачком в руке. – У нас бабочки его остались хоть какие-нибудь?

– Одна-две, надо поискать, остальные в Зоологическом музее, в коллекции, – ответила мама с кухни.

– Какая мода была раньше красивая! Белые платья, шляпки, ленты. Хотя, наверное, неудобно и жарко. – Ника рассматривала общую фотографию выпуска Высших женских курсов. Предок, совсем еще не старый, франтоватый, с щегольскими усами, стоял среди нескольких десятков девушек, серьезных и гордых или делающих вид, что они серьезные и гордые. Во втором ряду слева Ника увидела знакомое лицо, прапрапрабабушку, хотя она даже мамой, а тем более бабушкой еще тогда не была! Красавица, тонкая, изящная, точеная, у нее была особая посадка головы, чуть кпереди, словно она прислушивалась к тому, что ей говорят, и была вся внимание. И волосы, эти фамильные волосы, уж непонятно, с каких веков пошедшие, эта рыжая награда, передающаяся по женской линии, не спутать ни с кем! Ника невольно тронула свои огненные завитушки и улыбнулась.

– А что ты ищешь, солнышко? Может, я тебе подскажу? – спросила мама, войдя в гостиную.

– Мне фото Аркадия Андреевича нужно, одно из последних, никак не найду пока. Все есть, кроме него.

– Могли все фотографии забрать, когда его арестовывали, такую тайну тогда из этого сделали, совсем засекретили. Боюсь, ничего и не найдешь, – вздохнула мама.