Через секунду все исчезло. Вода ушла в трещины плитки, фонтаны замерли, в лучах света закружилась пыль. Лишь слабый розовый запах еще держался в воздухе и последние ноты музыки затихали в глубине павильона…
Спотыкаясь и тяжело дыша, чуть не плача от того, что наслаждение ушло, Сонаи брела к выходу.
И вспоминала, как в серебряно-желтом сари она стояла у огромного окна, за которым в бесконечной пустоте горели яркие звезды и сиял серо-зеленый диск с белыми разводами облаков.
– Ну, хвала Аллаху, почти у цели, – сказал Алияр и положил ей на плечо горячую руку. – Красив Гамлет, а мои расчеты правильны, хоть в них и было слишком много неизвестных. «Как часто нас спасала слепота, где дальновидность только подводила».
Ваджарат откашлялся, подходя сзади.
– «О, женщины, вам имя – вероломство»?
Сонаи повернулась, краснея, шагнула к мужу, взяла его за локоть.
– Все готово, Алияр, – Ваджарат пожал руку друга. – Твоя очередь. Ложись, подключайся, завершай перелет. Посмотрим, чем нас встретит Гамлет.
Алияр расправил плечи, улыбаясь.
– Когда из команды экспедиции мы станем колонистами, я тут же оспорю твою женщину, Ваджарат.
– Женщина решает сама, – сказала Сонаи, вскидывая подбородок.
– О, я знаю, – склонил голову Алияр. – Эта женщина – как дивный самоцвет среди людей. Ей все подвластно, она на все способна.
– Ты уже начал ее отбивать? – усмехнулся Ваджарат. – Тонко и издалека, ничего не скажешь. Опусти нас на Гамлет, друг, там разберемся. Мои расчеты показывают вдвое большую потенциальную плотность астероидного пояса, чем твои. По-твоему – прогулка по пустыне с верным верблюдом, по моему – толкучка на базаре в Мумбай. Но капитан решил твои расчеты не оспаривать…
– И не надо. «Век расшатался – и верней всего, что я рожден восстановить его!»
Алияр подмигнул Сонаи и Ваджарату, повернулся и побежал по упругой дорожке. Сонаи смотрела ему вслед и хмурилась.
– «Скверней», – сказала она, когда муж посмотрел на нее с вопросом. – У Шекспира «скверней всего». Лучше бы ты, Ваджарат, лёг в Махину и провел нас на планету. В тебя я больше верю.
– Поэтому ты – моя женщина, – муж обнял ее, и тут Сонаи вышла из павильона в залитый солнцем двор дворца халифа Алияра, и яркие лучи солнца мгновенно выжгли из нее все воспоминания, и старые и новые.
Весь двор был замощен огромными разноцветными квадратами, красными, желтыми, синими, белыми. Они отражали свет и горели так, что смотреть было больно. Внизу, под ступенями купального павильона, на белой клетке сидел огромный каменный тигр с тремя хвостами. Сонаи ахнула, когда он вдруг зевнул, обнажив мраморные клыки, потом склонил голову и снова замер неподвижно.
Глаза у тигра были из золотисто-желтого камня, обработанного в виде выпуклых кабошонов. Сонаи достала из кармана такой же камешек, положила его в рот. Тигр снова ожил, тройной хвост сердито дрогнул в пыли. Он нашел ее каменными глазами.
– Зачем ты пришла, рыбачка? – спросил он человеческим голосом, глубоким и надломленным. – Нету тебе места во дворце халифа. И дела нету. Возвращайся в свою деревню.
– Мне нужно увидеть Алияра, – твердо сказала Сонаи.
– Зачем тебе? Выйди в ближайшую дверь и окажешься дома, и тут же ребятишки побегут по улице, надрываясь: «Плывут! Плывут!» Рыбачки побегут на берег, и ты с ними. И все ваши рыбаки вернутся, исхудавшие, почерневшие от солнца на острове, куда забросила их буря. Но живые. И твой рыбак тоже.
– Не могу, – сказала Сонаи. – Я теперь даже не знаю, был ли у меня рыбак.
С усилием, потому что во рту было сухо, она проглотила тигровый глаз. Тигр поднял голову и угрожающе зарычал так, что задрожал весь мир вокруг.
– Не оборачивайся, Сонаи, – послышался сзади голос. – Смотреть на меня тебе нельзя. Но я здесь, всегда здесь, за твоим левым плечом.
– Ты умер, – сказала она горько. – Ты умер в том, другом мире, вы все умерли. Ваши тела по-прежнему лежат в разгерметизированных частях корабля, сгоревшие, замороженные, открытые космосу. Твое можно узнать по смешной нашивке с Ганешей на спине…
Она задыхалась.
– А здесь, в этом мире, я тебя сама придумала, Ваджарат. Тебя нет, ты не настоящий, вся жизнь моя ненастоящая.
Она почувствовала на шее его теплое дыхание.
– Мистики говорят, что люди все едины, Сонаи. Что наши души – часть общей, слитной космической души. И умирает только тело. Что, если твоя любовь ко мне коснулась этой общности, потянула меня в новый мир, создала здесь заново? Пока ты меня любишь – я здесь. И всё по-настоящему.
– Люблю, – сказала Сонаи.
– Ну тогда пойдем, жена. Нам нужно пройти цифровой Лабиринт Алияра. Сложный, зараза, восемь на восемь…
– Какой же это лабиринт? – спросила Сонаи. – Просто клетки.
– Между ними силовое поле, – прошептал Ваджарат. – Будет бить током. Держись. В клетках цифры – на сколько шагов мы можем двинуться. Если клетка красная – по горизонтали или вертикали. Если желтая – по диагонали. Белая – правила не меняются.
– А синяя? – спросила Сонаи, чувствуя, как сквозь усталость и печаль пробивается любопытство, как одуванчик сквозь остывший пепел.