Зеркало для героев

— Смотрите-ка, братья, среди них оказался храбрец, — насмешливо сказал ражий, угрюмый хряк в траченых запёкшейся кровью обносках. — Редкий случай. Хочешь сдохнуть, храбрец?

Я не ответил. Я смотрел на стелющиеся по небу облака и думал, как буду лететь к ним и что скажу дожидающимся меня предкам, которых я ненавидел.

— Хочешь умереть в бою, птерикс? — вновь спросил хряк, и на этот раз в его голосе мне послышалось нечто сродни уважению. — Будешь драться со мной один на один?

Всю свою ненависть я вложил в этот бой. Свин был сильнее, гораздо сильнее, у меня не было против него ни единого шанса. Он нападал, градом сыпались сабельные удары, но ярость и ненависть питали меня, и я держался, отражал его натиск, парировал его выпады и не отступал ни на шаг. Я словно врос в свою землю, которую они хотели отобрать у меня.

Свины обступили нас. Они стояли молча, сплошным кольцом, и любой из них мог зарубить меня со спины, но они почему-то не делали этого.

Я держался. Я чувствовал, как силы покидают меня. Как слабеют крылья, теряет цепкость оперение и подкашиваются колени. Но я держался, держался, держался… Даже когда один из ударов достал меня, и клинок выпал из разрубленного левого крыла. Даже когда новый удар рассёк мне бедро. Кровавый туман поднялся передо мной, он застилал мне глаза, он манил меня, затягивал, звал нырнуть в него, чтобы отправиться, наконец, в полёт. С клинком в правом крыле я балансировал на краю тумана и думал, что очень важно взлететь стоя, обязательно, непременно стоя.

Я поскользнулся в собственной крови, оступился и рухнул навзничь. Оперение разжалось, клинок отлетел прочь. Собрав воедино последние силы, я перекатился, ухватил рукоять обломанными перьями и отчаянным рывком встал на колени.

— Подняться, — хрипел я в кровавый туман. — Дайте же мне подняться!

— Это был хороший бой, — донеслось до меня. — Не трогайте его, братья, он храбрый воин. Пускай уходит.

Медленно, в три приёма, я поднялся на ноги. Меня шатало, свиные рыла расплывались перед глазами, и я не сразу заметил протянутую мне лапу. Я помедлил, затем пожал её правым крылом.

— Уходи, птерикс, — сказал хряк. — Мы отпускаем тебя. Меня зовут Кир, и мне жаль, что мы с тобой не одной расы.

— Сокорь, — прохрипел я в ответ. — И мне… Мне тоже жаль.

Я ковылял от пощадивших меня свинов прочь, озираясь на ходу и чувствуя, что вместе с кровью и силами теряю что-то ещё, что-то важное, и не мог понять, что именно.

Я понял это много позже. Сохранив жизнь, я потерял ненависть.

* * *

Рыжее солнце оторвалось от восточного горизонта и отправилось в безмятежное плавание к западному. В его лучах было хорошо видно, как строятся в боевой порядок разделённые с нами вытоптанным полем свиные стада.

Нас осталось мало, ничтожно мало. Те, кто не мог и не хотел сражаться, удрали на юг, к портовым гаваням. Обитатели Южного архипелага отказали нам в воинской помощи, но в приюте отказать не посмели. Дезертиры брали корабли с боем, и те, кому повезло уцелеть в давке и поножовщине, отправлялись в море навстречу чужбине и нужде.

Мы, оставшиеся, держали оборону у подножий и на склонах окраинных холмов. За нашими спинами была осаждённая столица. Город Тысячи Гнёзд, древний, величественный, сердце нашего мира. Израненные, оголодавшие и отчаявшиеся, мы ждали решающего сражения. Последнего.

Опершись крылом о скальный выступ, я безотрывно смотрел на изготовившиеся к атаке свиные стада на западном горизонте и думал о том, что всё могло бы быть по-другому. С горечью думал, ненависти во мне не осталось. Не будь мой прадед чересчур милосердным, дед столь корыстным, а отец чрезмерно великодушным, и наш мир уцелел бы. Я выплясал бы себе нежную и заботливую подругу на побережье, принял бы на крыло своего первенца из расколовшейся скорлупы. Вместо этого три солнечных круга подряд я впроголодь отражал атаки, отступал, перевязывал раны, опять вставал в строй и отступал вновь. Больше отступать было некуда да и незачем. Скоро я отправлюсь в последний полёт. Ждать осталось совсем недолго.

— Добровольцы, — гаркнул сиплый голос за спиной. — Добровольцы есть?

Я обернулся. Вниз по склону холма, прихрамывая, спускался тот самый старик-генерал, который три солнечных круга назад спрашивал меня, сколько у свинов воинов.

— Добровольцы! Кто желает взлететь в облака достойно? Стройся для контратаки!

Среди полусотни сородичей я шагал вслед за ним по вытоптанному полю и думал, что взлечу непременно стоя. Передовое свинское стадо было уже в паре сотен шагов. Я выдернул из ножен клинки, и в этот момент старый генерал вдруг резко остановился, задрал голову, а затем неуклюже попятился.

Я вскинул взгляд и обмер. С неба падала звезда. Наискось, по кривой, с юга на север. Она стремительно приближалась к земле, оставляя за собой широкую белёсую полосу. Потом падение вдруг замедлилось, звезда вспыхнула кроваво алым и неспешно, словно нехотя, стала опускаться между нами и свинами.

— Бегите! — панически закричал генерал. — Небесная кара пала на наши головы! Уносите ноги!