Зеркало для героев

Мои сородичи бросились врассыпную, в панике смешалось и понеслось вспять свиное стадо. Но я не побежал. Я вдруг вспомнил историю о красной комете, которую рассказывал мне отец, а ему мой дед, а тому прадед. Кометы были к беде, и она принесла нам беду, страшную, страшнее не бывает.

Падающие звёзды к счастью, подумал я. Хотя какое тут может быть счастье?

Звезда опустилась на землю, и меня опалило огнём, но и теперь удирать я не стал. С клинками наголо я двинулся к упавшей звезде. И когда оказался от неё в двадцати шагах, увидел, что настречу в одиночестве топает по полю свин. Я вгляделся и узнал его. Этот был тот самый Кир, который пощадил меня и которому я жал лапу перебитым правым крылом.

Мы встали с ним рядом, бок о бок, словно были из одной стаи. Вблизи упавшая звезда походила на исполинского морского краба с десятком упёртых в землю суставчатых конечностей, задранными вверх клешнями и массивной яйцеобразной головогрудью. Я стоял, замерев, не в силах оторвать взгляда от медленно распахивающейся в головогруди пасти.

— Что это, Сокорь? — обернулся ко мне Кир, и в голосе его явственно слышалась неуверенность.

— Не знаю, — отозвался я. — Думал, падающая звезда. Но это не звезда. Это… это…

Пасть раскрылась, стрельнула в землю чёрным узким языком, будто змеиным жалом. И по этому жалу… Я обмер.

Они спускались на землю вдвоём. Впереди топал ражий свин в обтягивающей тушу серебристой тоге, а за ним… Я протёр глаза. За ним, раскачиваясь, шагал птерикс в диковинной чёрно-белой одежде.

«Ты был прав, побратим, — донеслось до меня свиное хрюканье. Нет, не хрюканье, осознал я — слова на неведомом языке. — У них здесь межрасовая война, да ещё, кажется, в самом разгаре. Осада, примитивное оружие, солдаты, кровь…»

«Следовало ожидать, — ворчливо отозвался птерикс. — Медвежий угол Галактики, что взять. Придётся, побратим, нам с тобой поработать. С войной надо покончить немедленно».

12. Водолей — Я ЗНАЮ

Время изменений, преобразований. Посвящение, высшее служение и творческое взаимодействие с миром, возможность управления временем, пространством и судьбой. Торжество разума.

♀ Доска для игры в сенет

Тишина и темнота — два могущественных образа, которыми легко начать любую сказку. Или закончить.

Они отзываются в нас эхом вечности, из которой мы вышли, не помня, и в которую уйдем, не сознавая.

Они — то, что окружает каждого из нас, нами не являясь, потому что любая жизнь — это беспокойство, мерцание энергии, стремление к свету.

Жизнь — это желание.

Я лежу на левом боку на мраморном столе в изножьи саркофага, в похоронном покое моего мужа-отца, небтауи-шех Бакара, называемого также фараоном.

Он начал готовить свою усыпальницу сразу после вступления на престол, когда ему едва исполнилось семнадцать лет. Как мне сейчас.

Тридцать лет гора превращалась в пирамиду — её склоны срывались, грани выравнивались, наклонные стены лицевались кварцем богов — тем, что пьет энергию солнца и накапливает её в серебряных колоннах, греющих и освещающих каждое жилище. Храмовыми лучами внутри горы выжигались сакральные покои. Ведь каждый небтауи-шех после смерти становится богом Осири, одной из граней Малааха всемогущего, по чьей воле случаются все вещи между землёй и небом.

Я, любимая новая жена своего отца, заживо похоронена в его склепе, погружена в темноту и тишину и подготовлена мастерами-бальзамировщиками к тому, чтобы последовать за моим фараоном в царство Херет-Нечер.

Бальзамировщики знают свое дело. Моё тело очищено и зашито золотыми нитями, глаза ослеплены, барабанные перепонки проколоты. Умерев под горой, я мумифицируюсь, и легки будут мои шаги по водам, омывающим загробное царство, и велика моя сила в мире духа.

Когда в тебя не могут попасть ни свет, ни звук, ни запах, ни ощущение, тогда сквозь телесный ужас и смертную панику постепенно проступает глубочайший покой, и ты видишь себя, по-настоящему видишь. Не ту, что называлась «Мересанк», а вечную сущность, единую с семью гранями Малааха и со всеми живыми существами.

В этом безмолвии и бесчувствии, когда все ощущения, которые мне доступны — это внутренние сигналы от моего тела, я вдруг понимаю невероятное.

Я не умираю. Я исцеляюсь, мои раны зарастают.

Веками жрецы сгущали священную кровь фараонов, не позволяя ни капле уйти за пределы семьи, направляя её в одно русло, чтобы разбудить дремлющую в ней древнюю силу, принесенную со звёзд.

И вот она — во мне.

Мои глаза горят огнем — это восстанавливаются выжженные хрусталики и роговица. Я чувствую, как исторгаются золотые скобы, которыми меня зашили.

У меня пока еще нет сил, чтобы разорвать полосы серебряного льна, которыми примотаны к бокам мои руки, но скоро я, наверное, смогу это сделать.

Очень хочется пить.

«Мересанк» означает «Та, что любит жизнь», или «Живая Вопреки», если использовать иероглифы Прежнего Царства.

Моё имя истинно.

И есть лишь один способ это подтвердить.