Зеркало для героев

Сохранение, защита, целостность. Соединение мужчины и женщины. Родовое единство.

♂ Существо особенное Майк Гелприн

Вышло так, что Ричард Ходжес влюбился. И не в ровню себе, как пристало старшим отпрыскам британских аристократов, а в зауряднейшую белошвейку по имени Эмили. В дочь неотёсанного конюха и необразованной цветочницы из бедняцких кварталов лондонского Сохо.

Влюбиться, однако, Ричарду показалось мало, так что в один прекрасный день он со своей Эмили взял да и обвенчался. Отца новобрачного, достопочтенного сэра Джона Ходжеса, от этой новости едва не хватил удар. А когда выяснилось, что всё-таки не хватил, сэр Джон поступил, как и подобает человеку благородному, ведущему свой род если не от самого короля Артура, то уж точно от одного из рыцарей Круглого стола.

На следующее же после свадьбы утро сэр Джон на радость младшим потомкам переписал завещание. Старший же потомок вместе со своей белошвейкой погрузился в запряжённый четвёркой наёмный фургон и с наказом впредь не возвращаться отбыл из отчего дома прочь. В дикую глушь и захолустье. Другими словами, в Корнуолл, где в приятном соседстве со старым кладбищем на краю болота пустовало принадлежащее роду Ходжесов поместье под названием Дубки. Ветхое, невзрачное, неухоженное, славы и дохода не приносящее.

Об этих событиях я, впрочем, узнал гораздо позже…

Ах да, позвольте представиться: Гарри Толстун, гном. Полагаете, у гномов таких имён не бывает? Вы абсолютно правы. Скажу по секрету: не только имён, но и самих гномов не бывает как таковых. Возможно, конечно, когда-то и были, да все вышли. А скорее всего, мы обычная несуразная выдумка из тех, на которые так горазды люди.

Да-да, я уже понял, что необходимо объяснить, откуда же тогда взялся я. Всё крайне обыденно: я особенный гном — садовый. И не какой-нибудь там современный фаянсовый болванчик из Китая, а ценное изделие из терракоты, изготовленное полтора века назад в Тюрингии, в мастерской рыжего шваба по имени Филип Грибель. Ручная, между прочим, работа. Так что мне уже, как вы наверняка догадались, полтораста лет, и ничего удивительного — люди уверяют, что гномы живут долго. А что до имени — так Гарри Толстуном меня назвала Дженни, дочь Ричарда и Эмили Ходжесов, белобрысая и голенастая егоза, которой меня подарили на шестой день рождения.

— Видишь ли, дорогая, — оправдывался перед женой Ричард, осадив у калитки недовольную жизнью старую клячу, впряжённую в скрипучую телегу с соломой, — детские игрушки нам пока не по карману. А этот, — Ричард разворошил солому и выудил из неё меня, — достался за бесценок — старый лорд Честер преставился, поместье пошло с молотка, и…

— Боже, какой урод, — глядя на меня, схватилась за щёки Эмили. — Дорогой, мне кажется, ты совершил большую ошибку. Он испугает нашу малышку.

— Это что, пугало? — подскочила к родителям лёгкая на помине и ничуть не испугавшаяся «малышка». — Ой, какое страшенное. Это мне, да? Мне? Ох! Какое чудесное, замечательное пугало!

Что ни говори, люди бывают до изумления глупы и противоречивы, причём вне всякой зависимости от возраста.

Ричард Ходжес откашлялся и торжественно заявил:

— Это гном. Он будет охранять сад.

— Но у нас же нет сада, — встряла Эмили, с тоской оглядев заросшее бурьяном пространство между рассохшимся крыльцом и покосившейся оградой. — У нас только пни от дубков.

Ричард смутился.

— Сад у нас, может, ещё будет, — промямлил он. — Мне вот-вот достанется место мастера на оловянных копях. Мы тогда поднакопим деньжат…

— А что он ещё умеет? — оборвала несбыточные родительские мечты Дженни.

— Да вроде бы больше ничего.

Если бы я мог говорить, то непременно сообщил бы Ричарду Ходжесу, какой он болван.

«Садовые гномы умеют приносить счастье, — уверял покупателей рыжий шваб Филип Грибель. — Такое у них, у гномов, хобби».

Я, правда, не знал, как буду приносить счастье, но Грибелю верил. А кому, спрашивается, верить, как не собственному создателю?

— С днём рождения, милая, — подвёл итог Ричард, водрузив меня на постамент в десяти шагах от прохудившейся калитки и приладив мне в руки терракотовую лопату. — Теперь этот гном твой. Как ты его назовёшь?

* * *

Тогда, без малого полтора века назад, я ещё не был столь мудр, осторожен и осмотрителен, как сейчас. Поэтому, едва хлопотавшая вокруг меня весь день Дженни, наконец, улеглась и в доме задули свечи, я слез с постамента и с энтузиазмом двинулся исследовать свои новые владения.

Вскоре энтузиазм заметно усох, потом завял, а затем и вовсе сошёл на нет. Ни пруда с кувшинками, ни гиацинтовых грядок, ни розовых кустов, как у покойного лорда Честера, на задворках не оказалось. Не оказалось там даже примитивной беседки, а об оранжерее, садовом дворике и конюшне в Дубках, похоже, и не слыхали. Там, где положено находиться нарядным клумбам, пырей воевал с чертополохом, вместо пруда красовалась крытая досками выгребная яма, а коновязь заменял щелястый сарай с той самой недовольной жизнью старой клячей, на которой я прибыл.