Зеркало для героев

Колонисты устроили прибывшим торжественный приём в недостроенном вертолётном ангаре: с праздничным столом на полтораста персон, взращёнными в местных теплицах овощами и фруктами, ягодными наливками с настойками и танцами до утра. Аолла с Лаймой пользовались бешеным успехом, так что вскоре Олесь даже почувствовал нечто вроде ревности. Конкуренцию лигирянкам составляла разве что стройная жгучая брюнетка, из желающих потанцевать с которой выстроилась очередь.

— Это доктор Нильсен, — сообщил мэр. — Единственная незамужняя дама на всю колонию. И, между прочим, весьма строгих правил. Она у нас главный хирург в госпитале.

— Да? — заинтересовался Шандор. — В самом деле строгих?

Дождавшись перерыва между танцами, он растолкал толпящихся вокруг докторши колонистов и отвесил церемонный поклон.

* * *

Месяц дальнобойщики провели в безделье, наслаждаясь лучами местного светила, естественной силой тяжести и свежим, насыщенным кислородом воздухом. В поселении им отвели два сборных домика на окраине, колонисты обитали в таких же.

А может быть, и вправду остаться, думал Олесь, обнимая за плечи прильнувшую к нему Лайму и глядя на буйствующие краски заката. Уговорить Шандора и остаться. Мэр прав: пара десятков лет, и здесь будет райское местечко, а пока работа для них с Шандором найдётся. Что, собственно, ещё нужно. Любовь… любви, наверное, нет, страстей тоже никаких нет, впрочем, откуда им взяться, да и нужны ли страсти мужику, разменявшему уже четвёртый десяток. Зато есть пресловутый вериль. Лайма настроена на него, как тень… Если в этом и состоит вериль — чем плохая штука?.. Они вполне могут прожить многие годы вместе, пускай и без детей.

Надо поговорить с Шандором, решил Олесь. Завтра же и поговорю.

Назавтра откладывать не пришлось. Тем же вечером, едва зашло местное солнце, Шандор постучался в дверь сборного домика и поманил Олеся наружу.

— Я оставляю её, — Шандор отвёл взгляд.

— Что? — не понял Олесь. — Кого «её»? Где оставляешь?

— Послезавтра мы улетаем. Аолла остаётся здесь.

— Как это здесь? — опешил Олесь. — С кем?

— Ни с кем, — Шандор невесело хмыкнул. — Или с кем хочет. Этот её чёртов вериль слишком далеко зашёл. И потом…

— Что потом?

— Знаешь, я уже забыл, как это, когда спишь с настоящей женщиной. Не с суррогатом женщины, а с живой, жаркой, чувственной бабой.

— Понятно. Ты соблазнил докторшу.

Шандор фыркнул.

— Ещё вопрос, кто кого соблазнил. Неважно. Если честно, мне скверно, Олесь. На душе погано. Никогда не думал, что расстаться с девчонкой может быть настолько тяжело. Словно кусок от себя отрываешь. С кровью.

С минуту оба молчали.

— Ты уже сказал ей? — прервал, наконец, паузу Олесь.

— Нет ещё. Сегодня ночью скажу. Представляешь, боюсь говорить. Сам не знаю отчего.

Кроны высаженных в поселении земных деревьев плыли в темноте, как корабли с расхристанными парусами. Решётчатая конструкция перед вертолётным ангаром походила на разлапистый крест. Заплесневелой монетой на чёрном сукне застыла в чужом небе болотного цвета луна. Олесю стало зябко.

* * *

— Олесь! Вставай! Вставай немедленно!

Олесь разлепил глаза. Перепуганная Лайма трясла его за плечо, её бледно-песочная кожа казалась сейчас землистой.

— Что стряслось?

— Аолла. И твой друг Шандор. Они…

Олесь кое-как оделся и выкинул себя из сборного домика наружу. Аигирянки ревнивы и мстительны, припомнилось вдруг ему.

Они лежали рядом. На полу, навзничь, касаясь друг друга локтями. Олесь метнулся, оттолкнул хлопочущую рядом с Шандором докторшу, пал перед ним на колени и схватил за запястье.

— Шандор, дружище, — бормотал он, безуспешно пытаясь нащупать пульс.

Докторша накрыла лицо Шандора простынёй.

— Бросьте, — сказала она устало. — Они мертвы. Похоже на сердечно-сосудистую недостаточность. Наступила около четырёх часов тому. По всей видимости, у обоих одновременно. Подробнее выяснится на вскрытии. Знаете, мы с вашим другом…

— Знаю, — прервал Олесь. — Не надо никакого вскрытия.

Лайма ждала, съёжившись в кресле. Олесь двинулся к ней медленно, как сквозь воду. Пол при каждом шаге качался под ногами. В двух шагах Олесь остановился, смерил лигирянку недобрым взглядом.

— Вериль, — отозвалась на незаданный вопрос Лайма. — Это вериль.

Олесь подобрался.

— Рассказывай, — велел он. — Всё, что знаешь. Итак: что такое этот чёртов вериль?

— Не кощунствуй, прошу тебя, — кожа у Лаймы привычно зазолотилась. — Вериль это великое благо, высшая награда людям, которые… Которые любят друг друга, если говорить на твоём языке. Но вериль может стать великим несчастьем, если не уберечь любовь.

— Вот как… Значит, моего друга убил вериль. Шандор, получается, не сберёг любовь, и вериль его покарал, так?

— Вериль всегда карает обоих.

Олесь стиснул челюсти.

— Каким образом вериль умудрился убить двух здоровых, полных сил и жизни людей? Говори, ну!

— Откуда мне знать, Олесь, — кожа Лаймы приняла обычный бледно-песочный оттенок. — Вериль у каждой пары свой. Но он никогда не терпит измены.

* * *