Зеркало для героя

В ее голове стали стучать отголоски новороссийского столпотворения, убийство несчастного официанта, убийство Романовского, убийство неизвестного в ее магазине…

Заломило виски. Откуда-то выплыла фраза, услышанная от кого-то из симоновой компании: «Когда русский мавр спасет Варшаву, он уйдет». Уйдет, русский глупый мавр, несомненно уйдет!

* * *

Шел август. На Дону и Кубани высадили десанты. По слухам, на Дону поголовно все восстали против красных. И юнкера Софийского, Константиновского, Алексеевского училищ, восемнадцатилетние юноши, снова приносили жертву во имя любимой родины.

Под Варшавой польская армия ожесточенно билась с красными дивизиями.

* * *

В Севастополе в вечерней тишине на кораблях били склянки, звук далеко разносился над городом и замирал. Минуту спустя тысячи голосов на всех кораблях запевали вечернюю молитву:

— Да святится имя Твое, да будет воля Твоя…

* * *

В Мелитополе на железнодорожных путях стоял забытый вагон с агитационной литературой, брошенный красными при отступлении. Из разворошенных бумажных кип горячий ветер выдергивал листочки и гнал по сухой земле. Один листок унесло до края станции, где мужик в соломенном хохлацком брыле готовился куда-то ехать на подводе. Он взял листок и прочитал стихотворение.

Мой отче наш
Да, я знаю, что жалки, малы и никчемны
Вереницы архангелов, чудеса и фимиам
Рядом с полночью страсти, когда дико и томно
Припадаешь к ответно встающим грудям.

Мужик ожидал какой-нибудь пользы, например, разъяснения властей, будут ли еще реквизировать скот. От стихов он опешил и подумал, что белые хотят вести дело по-новому, но чиновники у них все царские, недоброжелательные. Стал читать дальше.

Ты, проживший без женской любви и без страсти,
Ты, не никший на бедрах женщин нагих,
Ты бы отдал все неба, все чуда, все власти
За объятья любой из любовниц моих.
Мужик подумал, что дело пропащее.
Любовницы и встающие груди — это не лошадь.
Но смирись, одинокий в холодном жилище
И не плачь по ночам, убеленный тоской!
Не завидуй, Господь, мне, грустящий и нищий,
Но во царствие любовниц себя успокой.

Под стихотворением стояло две подписи: «В. Шершеневич» и «Агитационный отдел XIII армии».

Мужик посчитал, что призыв смириться в холодном жилище относится к нему, а про Господа и снова про любовниц — не понял. В его думках перепутались белые и красные.

* * *

В Скадовске в белой хате на покрытом полосатым ковриком полу лежит убитый полковник Судаков. Голова закрыта газетой, руки сложены на груди, из обтрепанных обшлагов торчат нитки.

Нина приподнимает газету, смотрит на молодое спокойное лицо и машет рукой, отгонял муху. На левой щеке Судакова подсыхает свежая ссадина, в уголках глаз поблескивает влага. Как поверить, что он мертв?

Нина жмурится и начинает негромко стонать. Стон вырывается из души помимо ее воли. Она не может себя сдержать. Живой Судаков, говоривший ей, что и на том свете найдет ее, стоит перед ней.

Рядом глухо оправдывается Деркулов. Он не предполагал, он сочувствует, этого не должно было случиться.

Она опускает газету.

Тот, убитый инвалидами в магазине, тоже был накрыт газетой.

«Все пропало, — думает Нина. — Убиваем своих… Почему?»

Деркулов рассказывает, что здесь произошло: интендант стал хамить, вызывать инвалидов на скандал, а одноглазый прапорщик ударил его, и началась драка.

— Это ваши люди мстят мне за украденное у меня зерно, — говорит Нина. Вы нарочно так устроили.

Деркулов оправдывается.

Муха жужжит над трупом, садится на скрещенные руки, переползает с пальца на палец.

«Я его погубила», — думает Нина.

— А что было с той гречанкой? — спрашивает она. — Вы ее тоже убили?

— Нет, не убили, — отвечает Деркулов. — Ее перевербовали… Если будете в Севастополе жаловаться на меня, не забудьте сказать, что вся армия считает ваши кооперативы слишком красными.

— Армия предпочитает грабить, но не пускать купцов, — говорит Нина.

— Нет, армия молча гибнет, а в тылу — спекуляция и продажность.

— Это полковник Судаков спекулянт? Как вам не стыдно? Я все расскажу!

— Эх, мадам, напрасно вы горячитесь, — произносит Деркулов укоризненно. — До Севастополя далеко, туда еще надо добраться. Как вы намерены добираться, коль ваши спутники задержаны и вас я тоже задержу для проведения дознания?

— Как «задержите»?! — спрашивает она.

— Так и задержу. Погиб офицер, полковник. Будем разбираться.

Что это? Он шутит? Неужели все так просто, так бесцеремонно? И некому защитить?

* * *

Защищать Нину было некому.