Зеркало для героя

     - Но семья меня преследует!  -  перебил его Рева.  -  А  в семье должны уважать родителей.

     - Товарищ,  закройте дверь с той стороны!  -  прикрикнул рослый.  -  Мы считали,  что в центре должна быть шахта. Но это неправильно. В центре будет Грушовка.  Поселковая патриархальщина сталкивается с  индустриальной эпохой. Средина века! Естественно, драматизм самого исторического процесса. Перелом. Надо усилить конфликт в  семье Пшеничных.  У  Кати -  корни в Грушовке,  она горожанка только внешне...  Вы ввели в сценарий ее соседку Татьяну, одинокую инженершу.  Ну так смелее сыграйте на контрасте.  Пусть Пшеничный влюбится в нее, что ли!

     - Сто раз было, - заметил Пшеничный. - Передовой муж, отсталая жена.

     - Я в порядке размышления, - сказал рослый. - В принципе, все уже было.

     - Но ведь у Пшеничных любовь, - заметила Катерина.

     - Да, любовь. Ну и что? Пшеничный любит грушовскую девчонку Катю, а тут на  его  глазах  вырастает  образованная городская  дама.  Вот  она  учится, работает, преображается.

     К Реве подошел пожилой мужчина и отвел его к окну с геранью.

     - Чего тут творится? - спросил Рева.

     - Работаем Кажется, будем менять пластинку. Вы кто?

     - Я мастер угля Рева Анатолий Иванович.

     - Понятно.  А  я  заместитель министра угольной промышленности Точинков Иван Кондратович.

     Рослый раздраженно посмотрел на Точинкова, тот понимающе кивнул.

     - Что же  вы  конкретно предлагаете?  -  спросил бледнолицый брюнет.  -

Сценарий  утвержден худсоветом.  Я  профессиональный кинодраматург,  у  меня девять фильмов...

     - Борис,  я  уважаю ваш талант!  Но здесь нужен еще взгляд современного человека.  Нужна обобщающая метафора.  - Рослый неопределенно повел рукой. - Вот,  например У меня дома есть горный хрусталь, а внутри его есть кристаллы эпидотов,  которые он поглотил, потому что растет быстрее. Я представляю дух Грушовки как этот кристалл. Как такое сделать в фильме? Задача.

     - Олег,  дорогой мой, не надо никаких кристаллов! Достаточно Устинова и Ивановского.  У меня столько архивных материалов, что мы можем усилить любую линию.

     - Снова бытописательство?

     - Вот,  например, письмо главного инженера шахты "Зименковская" в ЦК. Он предлагает закрыть шахту "Пьяная" как мелкую и нерентабельную.  У нас там работал один второстепенный персонаж.  Шахта -  дореволюционная.  Подъездных путей  нет.  До  железнодорожной ветки  -  четыре километра.  Расположена на склоне балки Дурная.  Осенью и зимой вывозка невозможна.  Старая шахта - как образ, понимаете? Грушовка выдержит все.

     - Закрыли шахтенку?

     - Представляете, закрыли. Может, мы эту идею вложим Ивановскому?

     - А без Ивановского не обошлись бы?  Не надо розовых слюней. Ивановский у нас нацелен на карьеру, не щадит ни себя, ни людей. Шахтенка его просто не интересует.

     - Тогда можно Устинову. Как раз ему подойдет такой поступок.

     - Устинов вообще меня  стал смущать.  Ну  навел относительный порядок в общежитии,  избрали членом  шахткома,  отвел  парней  в  вечернюю школу.  Не слишком ли герой голубенький?

     - А его отношения с Розой?

     - С Розой? Да, здесь можно посочнее... Может, их как-то...

     - Нет,  не надо,  не надо!  Только без постели,  пожалуйста! И без этих обнаженных грудей.  Извините,  Олег, мне дорога именно та мысль, что Роза из женщин,  которые,  когда мужчины воевали,  спасали и  дом,  и  детей,  и все будущее.

     - Боря,  я  с  вами  целиком согласен.  Здесь должно состояться хорошее чувство.  Ну с  этим понятно.  У  нас впереди еще эпизод с дракой Устинова и грушовской шпаны,  где Роза защищает его,  как львица.  Это я  вижу.  А  вот приезд Пшеничного на  шахту надо бы  подать поярче.  Может,  ему  заехать на машине в лужу перед шахтой?

     - О!  Въезжает  в  лужу,  вызывает  Еськова,  и  тот  вынужден в  новых штиблетах топать аки посуху. И на следующий день лужа засыпана.

     - Товарищи,  есть хочется!  - пожаловалась Катерина. - В гостинице ужин стынет.

     Рева  слушал этот странный разговор и,  хотя говорили по-русски,  плохо понимал,  о  чем они спорят.  Видно,  крепко ушибся головой.  Он потрогал на затылке слипшиеся волосы и пожаловался заместителю министра:

     - Всю жизнь для детей старался.  А они,  вишь, какие пошли нынче! Вы бы похлопотали, Иван Кондратович, - квартира нужна прямо позарез.

     Но  замминистра Точинков по-человечески не  мог  ответить мастеру Реве, сморщил свой утиный нос и отмахнулся:

     - Старик,  выходи из  роли.  Не  жми на мозоль:  сам давлюсь с  зятем в кооперативной квартирке.

     И вся странная компания исчезла.

     Рева ругнулся в их адрес и почувствовал, что его кто-то тормошит.

     Он лежал на полу, над ним склонился зять Еременко и испуганно твердил:

     - Папаша, вставай!

     - Э-э! - сказал Рева. - Совесть-то у тебя есть? Ведь нам еще жить надо.

      Меня зовут Михаил Устинов.  Мне тридцать шесть лет,  я  живу в  Москве, работаю социологом.  Ежедневно я  вижу  на  улицах и  в  метро  сотни людей, которых не  знаю.  Они  с  озабоченными лицами  проходят мимо  меня  в  свою вечность. "Нам вечность отпущена на два часа", - сказала моя жена...