Я подверг испытанию одинокое кресло и нашел, что пружины еще достаточно прочны. Вмятина, оставленная на сиденье чужими телами, выглядела трогательно и придавала мне чувство сопричастности с человеческими существами. Я прощупал Анжело, как прощупал бы любого другого человека. Две вещи казались очевидными: ему не хватало осторожности и детского избытка энергии.
Отец его уже ушел из жизни, мать не была ни сильной, ни здоровой, и поэтому преждевременно свалившись на Анжело ответственность вполне могла оказаться причиной его уравновешенности. Однако приглядевшись к нему, понаблюдав, как он отдернул занавеску в углу комнаты, показав мне водопроводную раковину и двухкомфорочную газовую плиту, я несколько изменил свое мнение о мальчике. В нем был избыток энергии и избыток достаточно большой, просто он не растрачивал ее на беспорядочные суматошные движения или крики.
-- Нравиться комната, мистер Майлз? -- спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: -- Двенадцать в неделю. Мы иногда сдаем ее как двухместную.
-- Да, вполне подходит.
Комната была похожа на все меблированные комнаты. Но вместо обычных календарей с изображением сверкающих белозубыми улыбками полногрудых красоток на стене висела написанная маслом и вставленная в простенькую раму картина. Картина изображала залитый солнцем летней пейзаж-фантазию.
Я был удивлен, как если бы обнаружил вдруг в лавке старьевщика ограненный изумруд.
-- Плачу за неделю, но передай своей матери, что я не прочь пожить здесь и побольше.
Он взял деньги, пообещав принести квитанцию и ключ от комнаты. И тогда я решил проверить возникшее у меня предположение:
-- Много ли ты написал картин, подобных этой, Анжело?
По его щекам и шее разлился румянец.
-- Разве это не твое произведение?
-- Мое. Годичной давности... И чего я вам надоедаю?!
-- А почему бы и нет?
-- Тратим время попусту.
-- Не могу с тобой согласиться.
Он был поражен: похоже, до сих пор ему приходилось слышать нечто совсем иное.
-- Допускаю, что твоя картина не соответствует нынешним канонам,-- сказал я.-- Но разве это имеет значение?
-- Да, они...-- Тут он опомнился и усмехнулся.-- Девчоночье занятие. Детский лепет.
-- Дурачок! -- сказал я, внимательно наблюдая за ним.
Он засуетился, стал больше походить на двенадцатилетнего мальчишку.
-- В любом случае я не думаю, что она так уж хороша. Разве это береза?
-- Конечно. И трава под ней. А в траве полевая мышь.
-- Знаете...-- Он не верил и не льстил себе надеждой.-- Я принесу вашу квитанцию.
И тут же сорвался с места, словно боясь сказать или услышать нечто большее.
Когда он вернулся, я распаковывал вещи. Позволил ему понаблюдать за моей возней над заурядным барахлом. Краситель для волос, делающий меня седым, выглядел пузырьком с чернилами. Дистроер запаха скрывался под маской лосьона после бритья. Впрочем, аромат его у обладателя человеческого носа не мог вызвать никаких подозрений. Зеркало я распаковывать не стал, а плоские гранаты всегда носил на теле.
Анжело тянул время, любопытный, желающий продолжить знакомство. Похоже, он злился на меня за то, что я не спешил возобновить разговор о его живописи. Каким бы он ни был смышленым, двенадцатилетнему ребенку тяжело бороться с собственным тщеславием. Наконец, приняв донельзя простодушный вид, он спросил:
-- Этот футляр от пишущей машинки достаточно вместителен, чтобы хранить в нем вашу рукопись?
Он оказался слишком смышленым. Когда я решил, что "мистер Майлз" работает над книгой, я совершенно не позаботился о том, чтобы, помимо пишущей машинки и пачек бумаги -- из которых, кстати, еще ни одна не вскрыта,-- взять с собой еще что-нибудь, присущее профессии писателя.
-- Пока вполне,-- сказал я и выразительно постучал пальцем по лбу.-- Книга на сегодняшний день в основном здесь.
Мне стало ясно, что придется сочинить и напечатать какую-нибудь словесную мешанину на английском языке. Причем заняться этим надо незамедлительно: вряд ли, конечно, он или его мать станут копаться в моих вещах, но Наблюдатель обязан избегать даже малейшего риска. Остановиться придется либо на фантастике, либо на философии -- эти направления литературы представляют богатейшие возможности по части машинописных упражнений.
Я устремился к креслу и зажег сигарету. Кстати, в очередной раз рекомендую табак Наблюдателям, лишенным наших тридцатичасовых периодов отдыха: курение -- не заменитель созерцания, но я верю, что оно снижает потребность в последнем.
-- Школьный год закончен, Анжело?
-- Угу. На прошлой неделе.
-- В каком ты классе?.. Если это не мое дело, можешь предложить мне заткнуться.
На лице Анжело появилась улыбка. И тут же исчезла.
-- Я студент-второкурсник.
Мне было понятно, что он притворяется сдержанным в целях самозащиты. Такой ответ дал бы шестнадцатилетний.
-- Тебе нравится "Критий"?
Сквозь деланное смущение на его лице проступила очевидная тревога.
-- Да-а-а...
Конечно, стоило бы убедить его, что я просто болтаю и подсмеиваюсь над его ранним развитием. И я строил из себя праздного болтуна: