Американец держался нагло – помнил о своем дипломатическом статусе и был уверен, что ничто опаснее высылки ему не грозит. По международному праву так и есть, даже если бы он каждодневно ел на завтрак французских детей и был пойман на месте преступления – даже Гитлер, объявляя войну, чужих дипломатов убивать не решался. Де Голль вспомнил, что ему было известно об этой персоне (и представлялся американец при назначении на должность, и разведка подготовила материал своему президенту). Томас У. Ренкин, почетная медаль Конгресса за бой возле Порту, осень сорок третьего, лично подбитые шесть «кенигтигров». Дальше служил в штабах, от капитана до бригадного генерала Армии США, в пятидесятом отметился в Китае, когда американский экспедиционный корпус был окружен и «интернирован» русскими, сдав коммунистам всю технику и оружие – а личный состав Сталин честно отпустил домой в Штаты, до того, однако, прогнав под конвоем по Пекину, на потеху китайцам[31]
. После чего наш герой был уволен в отставку, где бедствовал, не найдя обычного для отставных американских высших чинов места в совете директоров какой-либо корпорации, – а когда президента Баркли в Белом доме сменил Эйзенхауэр, то генерал Ренкин снова был возвращен на службу, но не в строй, а на стезю военной дипломатии… есть намеки, что подобрала его разведка, работа военного атташе – это, по сути, легальный шпионаж, а высшее офицерство и мастера плаща и кинжала – это все ж разные клубы, каждый со своими интересами и гонором, так что для ЦРУ было выгодно иметь своего карманного служаку. Даже сейчас смотрит, будто он тут хозяин – как хотелось бы его в ров перед расстрельным взводом, но нельзя, черт побери! Однако спесь с него сбить – попробовать можно, и не только ради морального удовлетворения, может, что-то и лишнее сболтнет. «Бог всегда на стороне больших батальонов», что в дипломатии, что на войне. Глобально, так оно и есть, – но вот в каждом конкретном случае допустима игра сродни покеру, у кого крепче нервы и острее ум.– И отчего это военный атташе США командует заговором – а бомбы взрывают коммунисты? Решили и здесь устроить то же, что и в Камбодже, со своей дрессированной макакой Пол Потом? Сначала устроить мятеж, как пугало для таких вот дураков, – взгляд в сторону генералов-заговорщиков, – а после явиться спасителем, восстановившим порядок. Свой порядок, заокеанская шваль – и тебе плевать на героев Семнадцатого полка, погибших у Пномпеня, и на мирных французов, убитых на площади Бастилии в свой праздник. Тебе давно не случалось видеть, как тела рядом с тобой разлетаются в кровавые клочья – как я видел вчера?
Молчит. И смотрит вызывающе – уверенный, что за этими словами не последует ничего. Что ж, сейчас ты будешь разочарован.
– Здесь найдутся какие-нибудь солдатские обноски, чтоб нашего гостя переодеть? – де Голль обернулся к лейтенанту, командовавшему охраной. – А то, когда выведут во двор приговоренных, с глухими капюшонами на головах, то американский мундир будет не к месту.
– Вы не имеете права! – крикнул американец. – Я, как военнослужащий Армии США и дипломатическая персона, требую к себе уважительного отношения.
– У шлюхи будешь требовать! – рявкнул президент Франции. – Чтоб она тебе во всех позах… А сейчас я вижу перед собой не дипломатическую персону, а бандита, пойманного на месте преступления. А ты, дерьмо, имел право приказывать убить меня? Или тех, кто был вчера на площади Бастилии, кто прошли со мной еще прошлую войну.
И добавил, усмехнувшись:
– Можно и проще. Все здесь присутствующие под любой присягой подтвердят, что американский атташе отбыл из Венсеннского замка за час до нашего приезда, в неизвестном направлении и не дав никаких объяснений. Вы не солдат, а шпион, а это ремесло опасное и вполне допускает, что вас после найдут где-нибудь в глухом переулке и с пулей в затылке. И никто ничего не сможет доказать.
Или не опускаться до преступления – мы же не какое-нибудь Никарагуа или Гаити? А просто вывести этого янки во двор, привязать к столбу перед отделением солдат и «целься, пли», залп выше головы – интересно, обделается он от страха или нет?
Я воевал. Но тот бой у Порту был отчаянием загнанного в угол – когда отступать некуда. Мне нравилась работа военного – офицер в штабе – это как кризис-менеджер в корпорации. Но я никогда не понимал тех, кто рвется в бой ради самого боя – как тот русский, с которым я разговаривал в Берлине, «мистер Ренкин, к сожалению, никто из нас не сумел сжечь шесть “кенигтигров”, их просто не хватило – но по две штуки на каждый из экипажей моего батальона пришлось точно». Или тот, что допрашивал меня в Шэнси, после того как провез на моем же джипе упакованным как мешок. Люди, помеченные смертью, заглянувшие за грань – и оттого стоящие выше земных законов. Они нужны – пока знают свое место: подчиняться таким, как я. Ганфайтеры ушли – а бизнесмены остались. Но что делать, если такой бешеный стоит перед вами и готов убить?