Ждали минуту или две. Затем вошел тот, кого Ефремов совершенно не ожидал тут увидеть. Анна Петровна была его «вожатой», интерес Пономаренко к нему как к начинающему писателю еще можно было как-то объяснить. Но чтобы сам Вождь, товарищ Сталин, председательствовал – да что же это за мероприятие, на которое его, скромного научного сотрудника Института палеонтологии, пригласили? Два высших лица государства – значит, обсуждаться будет что-то очень серьезное, настолько, что им понадобился личный разговор, так что дело точно не в обыкновенной экспедиции куда-то, на это можно было бы просто дать указание. Присутствие Анны Лазаревой понятно, Валентин Кунцевич может быть «при ней», как доверенное лицо, Лючия Смоленцева – говорят, часто участвует в боевых операциях вместе с мужем, а вот Адмирал Победы и сам Смоленцев – главный в Союзе «ловец фашистов»… значит, рассматриваемый вопрос – военный. Флот и спецназ вместе? Операция, связанная с высадкой куда-то и очень важная, на государственном уровне? Но при чем тут тогда палеонтология? Или литература, учитывая, что Анна Петровна проявляет к нему интерес именно по этому поводу? Ну не хотят же в самом деле его пригласить описать какую-то военную операцию в рассказе или повести! А если… неужели все-таки Орлов прав и нашли при раскопках нечто чрезвычайно важное, вроде того, что он сам описывал в «Звездных кораблях»?! Нечто, что может вызвать большой шум в мире вплоть до военных последствий… Да нет, не может… или может?
– Садитесь, товарищи. Вижу, вы уже все собрались, – начнем.
Совершенно запутавшийся в своих предположениях Ефремов сел вместе с остальными. И все взглянули на него – Сталин оценивающе, Анна Петровна одобрительно, остальные с интересом. Да что же это такое – кажется, поворот судьбы намечается еще круче, чем тогда, в сорок четвертом.
– Сейчас вам предложат подписать документ о неразглашении тайны, – сказал Сталин, – одного из наиболее важных секретов СССР. После чего будем дальше с вами беседовать. Или же вы отказываетесь, без каких-либо последствий для себя, – конечно, при условии, что будете молчать об этом предложении. Решайте.
Ефремов долго не колебался. Когда сам Вождь говорит такое, обмануть высокое доверие никак нельзя. Было лишь опасение, справлюсь ли – но очевидно, эти товарищи (всей информацией владеющие) решили, что сумею. Да и что необычного могут потребовать от него, обладателя самой мирной профессии ученого-палеонтолога, в мирное время? Неужели все-таки свидетельства палеоконтакта нашли – и его консультация нужна? Ну не затерянный же мир, как в книге Обручева, где еще водятся динозавры?
А с подписками на секретность Иван Антонович уже встречался, и не раз. Поскольку в СССР палеонтология шла под руку с геологией, а наличие и расположение полезных ископаемых на территории Советского Союза со времен революции было государственной тайной. И он ждал, что сейчас войдет офицер ГБ с секретной папкой, – но вместо этого Анна Петровна, с милой улыбкой, протянула ему документ. Гриф наверху удивил Ефремова – считалось, что в СССР их лишь три: «секретно», «совершенно секретно» и «особой важности», – и был еще «для служебного пользования», который по-настоящему секретным не считался, поскольку мог быть присвоен даже наставлению по чистке трехлинейной винтовки образца 1891 года. Про еще один самый высший гриф «ОГВ» – «особой государственной важности» – ходили лишь слухи, никто из знакомых Ефремова достоверно не знал, существует ли он на самом деле. И вот сейчас Ефремов его увидел. Рядом со словом «Рассвет», крупными красными буквами, – названием темы.
– За намеренное разглашение высшая мера, причем в исключительном случае даже без трибунала, – сказала Лазарева, – расстрел на месте, если при совершении преступления будет присутствовать наш сотрудник. Правда, прецедента еще не было – мы очень тщательно продумываем, кому можно доверить. Пока вы, Иван Антонович, ничего не узнали, можете отказаться. После – уже никак. И нести вам придется это до конца ваших дней, как всем нам.