— Что там у них? Долго провозимся? — осведомился Ягер. Штурмбаннфюрер, громко хрустя, грыз галету и, кажется, чувствовал себя замечательно. По крайней мере, от недавней депрессии не осталось и следа.
— По-моему, что-то серьезное, — сказал капитан.
— Если мы потеряем грузовик… — начал Ягер, но Артур перебил:
— Если мы потеряем грузовик, то бросим его. Люди разместятся в остальных машинах без особого труда, а возиться с неисправной техникой или тащить грузовик на прицепе по меньшей мере глупо.
— Позвольте, — сказал Богер, протиснувшись между ними и направляясь к грузовику. Он решительно оттер солдат, дававших советы тому, чей зад торчал из мотора, и сунулся внутрь.
— Может быть, они его все же починят, — неуверенно произнес Фрисснер. — Хотя черта с два они его починят. Если что-то ломается в неподходящий момент, то ломается напрочь. Минус один грузовик. Не так уж и плохо, остается еще два.
Прошло двадцать минут.
Двадцать пять.
Ягер демонстративно убрался в душный салон легкового «фиата» и то ли уснул, то ли притворился спящим. Замке бродил вокруг — кажется, он пытался заговорить с Муамаром, но тот игнорировал ученого.
Полчаса.
Сорок минут.
— Господин капитан…
Задумавшегося Фрисснера вернул к реальности Обст.
— Господин капитан, грузовик починить невозможно.
— Что там такое? — спросил Фрисснер.
— Треснул корпус двигателя… В полевых условиях мы ничего не сможем сделать.
— Треснул корпус?
— Да, трещина тоненькая, но проходит чрез блок цилиндров, — сказал Богер, подойдя. Он вытирал испачканные руки тряпкой, от которой одуряюще пахло бензином. — Грузовик накрылся.
— Снимите все, что может пригодиться на запчасти, — распорядился Фрисснер. — Пулемет. Груз распределите между двумя оставшимися машинами Горючее, воду — ничего не оставлять. Потом подорвите его к чертовой матери. Если тут кто-нибудь когда-нибудь появится, пусть поломает голову над обгорелым остовом.
После того как с машины сняли все нужное, Каунитц подорвал ее связкой из двух гранат. Легкий «фиат» подбросило и швырнуло набок, доски кузова запылали.
— Дым виден далеко, — заметил Ягер, высунувшись из салона. — Ну и ничего страшного, — отрезал Фрисснер. — По машинам!
За ужином, когда они, укутавшись в шерстяные одеяла, сидели у костерка из собранных солдатами тонких стволов акации, археолог сказал:
— Нам нужно поменять график, господин капитан.
— То есть?
— Видите, как холодно стало ночами? Чем дальше мы будем углубляться в пустыню, тем холоднее будет. Перепад дневной и ночной температуры иногда достигает тридцати градусов.
— То есть если днем было тридцать девять по Цельсию…
— …то ночью будет плюс девять, — закончил Замке. — Я видел здесь заморозки, а в Тибести температура опускается ниже десяти градусов. И днем, когда жарко, мы будем отдыхать, а когда термометр опустится до приемлемой цифры, двинемся в путь.
— Я поддерживаю ученого, — угрюмо сказал штурмбаннфюрер, прихлебывавший из фляжки. Судя по запаху, там был коньяк, но Ягер ни разу не предложил спутникам хотя бы глоток. — Днем ехать в этой душегубке невозможно.
— Хорошо, — кивнул Фрисснер. — Поскольку сразу мы перейти на такой режим не сможем, сделаем это постепенно.
— А может, вернемся к идее сменных водителей и будем ехать круглые сутки? — предложил Макс Богер, но капитан покачал головой:
— Это лишнее. Мы не на гонках, Макс.
Из темноты в круг света у костра шагнул Муамар. Он как ни в чем не бывало уселся между Фрисснером и Каунитцем и уставился в огонь.
«Проклятый призрак».
Фрисснер уже несколько раз слышал, что солдаты называют так проводника. Действительно, сейчас в Муамаре было что-то от призрака. Зыбкие блики падали на его фигуру, исходящий от костра жар заставлял ее струиться и дрожать, и капитан подумал: «А что, если это не Муамар? Не Муамар, а невесть в какие времена погибший в пустыне кочевник или караванщик, вот так запросто присаживающийся к кострам случайных путников?» От этих мыслей Фрисснеру стало жутко, и он, чтобы развеять глупые фантазии, дернул араба за рукав. Тот резко повернулся.
Артур улыбнулся и спросил, стараясь говорить медленнее:
— Вы не хотите поужинать?
Араб наклонил голову набок, явно не понимая. Фрисснеру в первое мгновение пришла в голову мысль объяснить проводнику свое предложение жестами, но он вовремя остановился — даже живя с дикарями, негоже становиться дикарем.
— Замке, переведите ему, пожалуйста, — попросил капитан.
Ученый послушно перевел. Повернувшийся к нему Муамар выслушал и покачал головой, потом посмотрел на Фрисснера и снова покачал головой.
— Почему? — спросил Артур.
— Он вам все равно не ответит, — сказал Замке со вздохом. — Я уже несколько дней пытаюсь упросить его рассказать хоть что-то об отце, о его последней экспедиции. А он молчит.
— Что вас интересует? — спросил Ягер. Он сидел на корточках, заметно пошатываясь.
— Что? — не понял вопроса археолог.
— Какие вопросы об отце вы хотите ему задать? Я спрошу у араба, и он мне ответит, будьте покойны.