Зеркало Иблиса

Капрал Вайс, который на деле был совсем не капрал, а какая-то важная сволочь из штаба, которую было необходимо доставить в нужное место, всю ночь шастал за внучкой или даже правнучкой Хейсконена. А наутро предложил расстрелять всю семью, мол, видели много, не положено, и вообще лапландцы как-то сильно не укладывались в «расовую доктрину» самого Вайса. Его послали к такой матери, а покойный Шиммельпфениг по прозвищу Вонючка просто выбил «капралу» зубы. Тот долго шипел как гадюка, брызгал кровью и утирал сопли, зло поглядывал на Фрисснера, грозил неприятностями. А потом, когда вся группа с потерями перебралась через огромное, едва покрывшееся слабым, как оказалось, льдом болото и до цели оставались считанные километры спокойного пути, заявил, что лично вышлет в эти края карательный отряд. Пусть вырежут всех до единого местных ублюдков..

Каунитц застрелил его в затылок и долго смотрел на залитый кровью снег, думая о чем-то своем.

А Фрисснер тогда вспомнил внучку или правнучку старика Хейсконена, которая, устав прятаться от Вайса, скользнула под бок к Артуру, отдавая ему всю свою нерастраченную в дремучих лесах женскую нежность… И ничего не сказал. Труп отволокли в болото.

Расследование… Тогда группу сильно выручило то, что все бумаги и документы Вайса были доставлены в целости и сохранности. Как оказалось, сама личность фиктивного капрала была, в общем-то, не слишком важна…

Потом перед глазами встал истерзанный грязевым потоком Эмиль… И ссохшийся Богер, агонизирующий прямо на руках у Артура…

«Вот и все… – подумал Фрисснер. – Кончилась моя команда. И я сам, наверное, кончился… Воды не хватит на обратный путь. Это понимаю я, потом поймут и другие… Только я к тому времени уже стану песком, меня поглотит пустыня. Древняя, старая, как сама Земля, такая же непостижимая и, наверное, живая. Значит, я стану частью этого огромного организма. И меня будет гонять ветер из конца в конец. Когда-нибудь я поглощу весь мир… Получается не такой уж печальный конец. Только жаль ребят…»

Из-за спины высунулась помятая физиономия Ягера. Он досадливо потрогал распухший нос, тревожно втянул воздух, словно проверяя, не идет ли кровь, и сказал:

– Ну что, господин штурмбаннфюрер, какие планы на будущее?

Фрисснер молча смотрел перед собой, в темноту ночи, где-то сбоку взлетели искры, это Фриц Людвиг подкинул дровину в огонь.

– Понятно, – сделал вывод Ягер – Приятно сознавать, что вы не питаете иллюзий вырваться из этого мистического кошмара.

– Странно слышать, Ягер, вы же мистик.

– Конечно, – подтвердил Ягер. – Мистик.

– Ну так почему бы вам не ударить в бубен и не вызвать каких-нибудь эфирных духов или во что вы там верите…

Ягер с интересом посмотрел на Артура.

– Все вам мало, как я погляжу. Вам мало этого арабо-мусульманского бестиария, вам еще подавай эфирных духов. Вы меня пугаете, Артур. Вы даже не понимаете, в чем ваша сила.

– В чем же?

– В атеизме, конечно. В вашей вере.

– Атеизм это не вера.

– Вера, вера. Самая надежная, потому что подразумевает полное безверие. Понимаете, в чем удобство? Нет возможности ошибиться. Вы ни во что не верите. Вам сам черт не брат, вам не страшны тролли, и гремлины не ломают двигатели ваших самолетов… Это же так удобно – ни во что не верить. Так сохраняйте ваш якорь, держитесь его, может быть, эта мистическая канитель вас и не затронет.

– Почему именно меня?

– Потому… Это же не просто драка, не просто экспедиция. Это нечто большее.

– Что, например?

– Мы идем в мир, где веками верили в Аллаха, в его ангелов, в его пророков. Вокруг этих мест, вокруг Зеркала имеется огромный наговоренный потенциал, который складывался поколениями. Многими поколениями. Вы представляете, какого уровня эта вещь? Вы можете себе представить?

– Нет, – честно ответил Фрисснер.

– Это предмет, который ведет свою биографию от Сотворения мира, если не всей Вселенной. А мы лезем сюда со своими идиотскими техническими игрушками…

– Ну, пока они нас спасали.

– Вы так думаете? После всего? После Богера? Мы здесь только потому, что нас пустили. Я не спал… Я думал, почему мы все-таки дошли, почти дошли, до этого места? Почему профессор, отец нашего очкарика, добрался до этих мест? Почему мы добрались и наверняка не одни мы… но никто, никто не смог овладеть этим предметом?! Вы не знаете?

– Нет.

– А я думаю, что знаю… Я понял… Зеркало! Вот ответ!

– Я вас не понимаю, Людвиг. Мне кажется, сейчас слишком поздно для подобных изысканий в сфере теософии.

– Хм, вы забавный. А какое время для теософских изысканий наилучшее, нежели ночь? Вы поймите меня, Артур, может быть… Может быть, я не прав, тогда поспорьте со мной!

– Вас что-то мучает?

– Да, меня мучает вопрос.

– Какой?

– Почему многие видели его, но никто никогда не владел им?

– У меня нет мыслей по этому поводу… – попытался отговориться Фрисснер, но Ягеру уже не был важен его ответ.

– И мне кажется, я нащупал ответ, Артур… Зеркало так называется не зря. Зеркало… Понимаете? Оно отражает! Оно отражает…

– Кого? Иблиса?