Зеркало иллюзий

Тени, залегавшие по кустам и в высокой траве, распрямлялись, росли, ползли вверх по стволам, подступали к тропинке… Снейп не смотрел ни вверх, ни по сторонам – только под ноги.

До полянки – овальной, просторной, как слизеринская гостиная, все еще зеленой, опоясанной малинником, на котором давно уже не осталось ни ягодки, – он добрался без приключений. За малинником теснились рябины, а сзади на них наступал, путаясь в отцветшей таволге, трепетный и влажноватый осиновый лес. Вот эту тенистую закраину и облюбовал вожделенный гремучий колокольчик – точь–в–точь как сам Снейп, предпочитавший держаться особняком, несмотря на то, что знал себе цену. Хотя о том, каково это – оказаться в центре внимания, он все же задумывался.

Иногда.

До нынешнего июня.

Не то не совсем еще стемнело, не то глаза приспособились к скудному освещению, только колокольчики Северус различал вполне отчетливо. Впрочем, он был уверен, что найдет их и на ощупь, и даже по запаху. Некоторые еще доцветали. Он окунулся в траву, опустился на колени, ласкающим движением успокоил всколыхнувшиеся стебли, пропуская их меж пальцев… точно рыжие волосы… И всхлипнул:

— Ну погодите же теперь… Теперь вы дождетесь!

Пальцы уже сжали трехгранный стебель, когда Снейп вдруг сообразил, что, окруженный в чаще леса вековыми деревьями, он не имеет решительно никакой возможности убедиться, что солнце действительно зашло.

Небо над поляной все еще голубело. Издевательски. По–гриффиндорски. Все против него, он так и знал!

Ничего, он долго терпел. Что ему каких-нибудь десять минут?

Пятнадцать… Небо меняло цвет невыносимо медленно…

Двадцать… Меж ветвей проклюнулась первая звездочка.

Снейп ожесточенно рванул первый стебель.

Второй он переломил уже аккуратнее. Он обрывал верхушки с тугими коробочками семян, набивая карманы мантии – глубокие, но, к сожалению, не бездонные – и весь ушел в это занятие. Птицы молчали, ветер улегся, в листве не раздавалось ни шелеста, тишиной заложило уши. И низкий смех с другой стороны поляны – или храп, или кашель – выбивались из сопротивлявшейся звукам тишины, как из-под плотной повязки.

Но они БЫЛИ, эти звуки.

Не померещились.

Снейп одеревенел. Человек или зверь?

Ни то и ни другое: сквозь тронутую желтизной, но все еще густую листву малинника он видел, как на поляну выходили кентавры. Настоящие хозяева Запретного леса. С мощными мускулистыми торсами – на зависть загонщикам слизеринской квиддичной команды. С длинными волосами – темными и светлыми, прямыми и вьющимися, перехваченными берестяными ободками или стянутыми в хвост. Красивее Блэка. Самоувереннее Поттера.

…Лучше бы это были гриффиндорцы!

Книжный мальчик Северус отличался завидной памятью и богатым воображением, вскормленным учебным материалом, дополнительной литературой, мифами, слухами и сплетнями. Воображение в два счета нарисовало ему несколько вариантов развития событий – в случае, если его обнаружат. Варианты изобразились в деталях, и весьма красочных, которыми изобиловали популярные в слизеринских спальнях истории для запугивания младшекурсников. Вообще-то, Снейп и на первом курсе не принимал страшилки за чистую монету, но… Как там у магглов насчет дыма и огня? Самыми безобидными в тех историях были оргии. В особо зловещих поминались жертвоприношения. Снейп никогда не считал себя подходящим объектом для оргий, но кто знает кентавров? А жертва им, наверное, любая сойдет…

Скорее всего, гриффиндорские любители всякой нечисти, вроде недоучки Хагрида, посмеялись бы над слухами, витавшими в слизеринской гостиной, и над страхами одного отдельно взятого слизеринца. Снейпу смеяться не хотелось. Хотелось превратиться в кого-нибудь очень маленького – в улитку или слизня – и заползти под лопух.

Волшебные твари на поляне смеялись, переговаривались, хрустели сухими сучьями, переступая копытами; вновь прибывающие шуршали ветками, проламываясь сквозь кусты.

Снейп, сообразив, что за этим шумом его не услышат, и задержав дыхание, неловко, боком, завалился под куст, скорчился, стараясь занимать как можно меньше места, радуясь, что не притоптал траву и она с грехом пополам скрывает его от случайного взгляда. Он не пытался рассмотреть, что происходило на поляне: для этого пришлось бы пошевелиться. И слышно было не слишком отчетливо – и слава Мерлину: это означало, что разговаривают далеко от него и приближаться не собираются.

Если бы он только знал, что эту же полянку облюбовали для своих сборищ кентавры!

И что? Не пришел бы?

Снейп мысленно проклинал свою везучесть. Он надеялся выбраться из леса сразу после заката. Теперь не выберешься. А ночью вроде бы звери на охоту выходят – Кеттлберн рассказывал. Вот ведь пропасть-то! И Lumos не зажжешь – это же все равно что закричать всему Лесу сразу: “Здрасьте, я ваш ужин!”