Во-вторых, роза действительно открывалась. Та, которая была дальше всего от входа, в алтаре. Там поворачивалась центральная плита, и появлялся колодец, в стену которого были вделаны скобы.
Почему его не нашли и не поняли, что это – оно?
А, все просто. Кто-то, может, священник, когда понял, что приходит край, поступил очень умно. Положил на колодец деревянную крышку, тяжелую такую, дубовую, а потом закрыл плиту. Стучи, не стучи… звук глухой.
И хорошо, что никто туда не полез дуриком. Осторожно, аккуратно…
Становиться надо было сразу на третью скобу. Первая и вторая легко выходили из стены… собственно, вышли, когда за них взялись, и полетел бы любой преследователь в колодец. Неглубокий, всего метров пять-шесть, но и того хватит шею свернуть. Или погоню затруднить.
И в-третьих, на дне ждала борона.
Симпатичная такая, с ржавыми зубьями… за сто лет она, конечно, стала откровенно железным хламом, но заражение крови обеспечила бы кому угодно.
От колодца в сторону реки шел ход. По нему можно было пройти, надо полагать, раньше он вообще выходил куда-то под воду, чтобы нырнуть, уплыть – и ловите выдру в камышах.
Сейчас река обмелела, и ход оказался почти на берегу. И – с добром.
Сундуки Булочников туда тащить не стал. Нашел более простое решение – обычные дубовые бочонки. Такие и сто лет простоят, начхав на время. И простояли – в небольшой нише в стене хода, в самом его начале. Хотя ход… это громко сказано. С приличными подземными ходами во дворце его величества Остеона его роднило только название. А за эти сто лет он где обвалился, где забился, где еще чего… земляной пол, корни растений… проползти по нему еще можно было, а вот пройти – уже нет.
Вскрывали бочки уже без свидетелей.
Ковры время не пощадило, превратив их если и не в лохмотья, то в нечто близкое к тому. А вот оружие осталось в целости и сохранности. И серебряный сервиз. И несколько кошельков с монетами разного достоинства – золотом и серебром. И пара портсигаров. И иконы в серебряных окладах…
И даже шкатулка, которую Давид поставил перед Маленой.
– Что это?
– Думаю, это то, что не увезла твоя бабушка.
Малена медленно открыла крышку.
Если Давид ожидал бурной реакции, то зря – у герцогессы были украшения и получше. И подороже. Тут лежало в основном серебро, несколько гарнитуров с полудрагоценными камнями, цепочки, колечки, один золотой гарнитур, вообще без камней, просто витые браслеты и ожерелье…
Малена решительно отложила три набора.
– Золотой – твоей матери. Вот эти два, серебро с аметистами и серебро с бирюзой, – сестрам, кому что понравится больше, я их вкусов пока не знаю. Ты передашь? От меня?
Давид поднял брови:
– Передам. Тебе не жалко?
– Нет.
– А сама съездить к ним не хочешь?
– Это пусть твой отец определит, когда обнародовать находки. Это его игра.
– А остальное? – Давид искренне не понимал эту девушку. – Отец говорит, что может отдать тебе долю деньгами, но хотел бы сохранить эти реликвии для себя. Там такие сабли, шашки, кинжалы… Малечка, это надо вживую видеть!
Малена пожала плечами.
– То, что понравится, – возьми себе. То, что ему понравится, – пусть возьмет он. А что до меня… Давид, я не знаю, сколько это стоит, поэтому прошу ровно столько, сколько смогу получить. Меня устроит квартира где-нибудь в новостройке плюс машина.
Давид аж головой замотал.
– Малена, а ты понимаешь, что это копейки по сравнению со стоимостью клада?
– Давид, мы еще собираемся пожениться? – Малена смотрела ему прямо в глаза. И была довольна тем, что мужчина не дрогнул, не отвел взгляд, а спокойно и уверенно ответил:
– Хоть завтра.
– И ты мне предлагаешь брать деньги с собственного свекра?
– Гхм…
В таком ключе Давид явно не думал о проблеме. А вот Матильда с Маленой и обдумали этот вопрос, и обговорили. И долго прикидывали, что можно и нужно попросить. С чем они справятся.
– Тогда поступаем проще. Бабушкина квартира остается за мной. Плюс с твоего отца квартира для меня в новостройке.
– Зачем? Мы ведь будем жить вместе. Или тебе здесь не нравится?
– Сдавать буду. Мало ли что, хоть деньги на белье у тебя клянчить не стану. Знаешь, гадко это… стать содержанкой. Фу!
– Белье я тебе и так куплю, – успокоил Давид. – И все? Квартира и машина?
– Жизнь длинная. Если мы расстанемся, у меня будет место, где преклонить голову. Мало ли что, мало ли как, в одной квартире жить, вторую сдавать – мне хватит.
– Я еще раз говорю – Малечка, это антиквариат. Речь идет о сотнях тысяч. Даже миллионах. В евро.
– Давид, я думала, мы договорились. У меня есть память о предках. – Малена коснулась рукой шкатулки. – У меня, благодаря им, теперь есть средства к существованию. И я хотела бы получить все бумаги, которые там найдутся. Если найдутся.
Что оставалось делать Давиду?
Только развести руками и отправиться к родителям.
К чести господ Асатиани, золото София Рустамовна приняла с восторгом, заявив, что Малечка – замечательная девочка и сразу ей понравилась.
А Эдуард Давидович, выслушав о решении Малены, кивнул:
– А умная девочка. И место свое знает, и не зарывается… женись. Однозначно.
– А что с храмом?