Зеркало любви

Любовь без отеческого благословения, без честной свадьбы при множестве свидетелей – не обман ли это? Не обманывала ли она сама себя, полагая, что будет счастлива сама и осчастливит Алексея без всего, что признано обычаем? Не лучше бы было ей покориться отцовской воле с самого начала? Ах, что же теперь будет?

16

Время пролетело очень быстро. Настал день, когда ожидаемое свидание, которого страшились обе стороны, состоялось.

Никита Александрович, который желал уже скорее все решить, подъехал к дому Глебовых рано утром. Он был приветливо встречен, как самый дорогой гость проведен в покои и оставлен тут же в одиночестве. Михаил Федорович сам пошел за дочерью.

Он отпер Машину дверь и увидел девушку совсем одетой. Накануне вечером Михаил Федорович предупредил Машу, какой гость прибудет завтра, и этим вовсе лишил ее сна. Лицо ее было бледно, глаза сухи, и она уже была готова к решительному разговору.

– Князь Никита Александрович уже прибыл, – сообщил ей папенька.

– Я слышала, – ответила тихо девушка.

– Маша, я прошу тебя… Будь благоразумна! Странно просить тебя об этом, ибо, как я убедился, благоразумия в тебе нет ни на грош… Но теперь, когда жизнь твоя решается, подумай о себе и подумай обо всем нашем семействе. Подумай о своем отце, который не заслужил с твоей стороны такой черной неблагодарности… Я уже стар, дорогая моя, мне тяжелы все эти потрясения…

Маша посмотрела на отца и тут впервые заметила, что он тоже бледен, что не спал ночь и, наверное, и в самом деле переживает и страдает из-за нее! Сердце ее задрожало от боли и стыда, она воскликнула:

– Папенька! – и бросилась Михаилу Федоровичу на шею.

Они обнялись, и отец крепко поцеловал дочь.

– Будь же благоразумна, дитя…

– Хорошо, – прошептала она.

Через пять минут оба пришли уже в себя и спустились вниз. Глебов решил оставить молодых людей наедине для объяснения. Он тут уже, пожалуй, ничего не мог более поделать. Все было в их руках…

– Мария Михайловна. – Князь, увидев девушку, вскочил и поклонился.

– Никита Александрович, – едва слышно прошептала Маша и сделала реверанс.

Он подал ей руку, и она, едва касаясь его руки пальцами, села на стул напротив того, на котором в ожидании Маши разместился Никита.

Она была такой бледной, с синими кругами под глазами, такой несчастной и трогательной… Красота ее ничуть не потеряла от бессонных ночей, но даже если бы она и подурнела вдруг, то влюбленным глазам это не было бы заметно.

Ох, и ошибался же Михаил Федорович, когда не велел князю раньше быть у них! Как знать, не более бы поразил влюбленного князя вид плачущей Маши, не задел бы его сердце так, что оставил на нем кровавую рану! И не решилось бы все тут же, без тяжких объяснений, одними только взглядами, сочувствием и объятиями! Но!… Тот момент уж миновал и, однако…

Однако нынче, глядя на бледную девушку, молодой человек мог лишь умиляться и восхищаться, трепетать от любви и сходить с ума от сомнений, терзавших его.

Черные локоны, перевязанные лентою, спадали на стройные плечи, покрытые темным скромным платьем. Маленькая ножка, ненароком выглядывавшая из-под юбок, казалась невесомой и будто парила над землей. Прекрасные глаза, опущенные долу, нежные тонкие руки, бессильно сложенные на коленях, склоненная перед ним шейка… Более всего на свете он желал бы сейчас же прижать ее к своей груди! Целовать эти руки и уста и эту склоненную виноватую головку!

Но ничего этого сделать было невозможно. Следовало говорить, говорить, быть воспитанным и учтивым и казаться сдержанным и почти холодным.

Маша же ничего не видела. Ей было и стыдно, и неловко, и боязно. Она страдала из-за себя, из-за папеньки, из-за Алексея и даже из-за Никиты Александровича, которого почитала убийцей и оттого почему-то очень жалела.

– Мария Михайловна, – наконец начал молодой человек, – передо мной стоит тяжелая задача… Я должен изъяснить вам свои чувства и намерения…

Он помедлил. Что же сказать дальше?

– Теперь я не свободен…

Она удивленно вскинула голову и посмотрела на него

– Не свободен в выражении чувств, хочу я сказать. Не свободен, как давеча, в парке, когда я был смел и надеялся на ваш ответ… На ваш положительный ответ… Теперь я понимаю, что такой ответ с вашей стороны был невозможен тогда. Вы любили… Я должен теперь сказать вам, что мои чувства не изменились, что я люблю вас, как и прежде. Но неволить вас я не стану. Быть может, вы еще не в состоянии на что-либо решиться… Я буду ждать. Сколько потребуется. Более всего на свете я хотел бы, чтобы вы составили мое счастие и стали моей женой, но ежели вы этого не пожелаете, то…

Тут Никита Александрович замолчал и посмотрел на Машу. Она внимательно слушала его, но, как только он поднял на нее взгляд, отвернула лицо в смущении.

– Говорите же! – потребовал он. – Вы должны мне хоть что-нибудь сказать!

Маша вздрогнула и, опустив голову еще ниже, сказала:

– Мне трудно говорить… – При этих словах она набралась решимости и взглянула князю прямо в лицо. – Да, вы правы, я любила.

– И любите, должно быть, и теперь, – пробормотал он.

Она потупила взгляд.