Зеркало Льюиса Кэрролла

Лина воззрилась на неё.

– Так, милая девочка, скажи мне: вы чьи? – серьёзно спросила Лина.

Дети ничего не ответили, только с недоумением переглянулись и одновременно прыснули.

– Нет, ну серьёзно, это кто-то надо мной так подшутил? Это Эд, да? Ну конечно же это он!

– Мама! Я не девочка, а твоя дочка, – поправила девочка, демонстрируя Лине щербатую улыбку. – Ты что, с ума сошла? – Она по-свойски похлопала Лину ладошкой по голове.

– Тимка, ты слышал? Она назвала меня де-воч-ка! Де-воч-ка – три слога, семь букв, – и девочка залилась громким заразительным смехом. Малыш подхватил, и вот они уже оба театрально хохочут, валяясь на огромной кровати.

Лина села на постели. Одеяло скользнуло вниз, и Лина обнаружила на себе чужую ночную рубашку.

– Это ещё что? Кто меня в это нарядил?! Я сейчас сойду с ума! – простонала она, растирая виски. – Детки, пожалуйста, скажите мне, где ваши родители?

– Ну, ты даёшь, мам! – девочка упала на кровать и стала кататься по ней, малыш последовал её примеру.

– Я и правда ничего не понимаю, это шутка?

В этот момент в комнату вошёл Эдик:

– Привет, малыш, ты проснулась? Я поставил чайник. Мила, Тима, слезьте с мамы и брысь в ванную! – строго скомандовал он детям.

Сорванцы послушно спрыгнули с кровати и выбежали вон. Лина открыла рот от удивления.

– С мамы?!!

– Ну, а с кого, с папы что ли? Давай-ка тоже вставай и, кстати, где моя голубая рубашка с коротким рукавом, ты ведь её стирала?

– Я?

– Так стирала или нет? – он развел руками и собрался выйти из спальни.

– Эд! – тихо позвала Лина, её голос слегка охрип от шока, он обернулся:

– Что?

– Присядь, пожалуйста, я хочу поговорить.

– Что случилось? – Он терпеливо присел на край кровати.

– Откуда у нас дети, да ещё двое?

– Тебе прямо сейчас объяснить?

– Да нет, ты что придуриваешься, у нас же пока нет… детей и почему ты дома, ты, что уже приехал из командировки? Фу, боже мой, и почему мы не дома, это что за конура? … Ой, я не могу, я точно схожу с ума. – Лина рухнула обратно в кровать.

– Да ты, наверное, и в правду заболела. – В глазах мужа появилось опасение.

Внезапно Лина вскочила.

– Ах, я поняла! Я всё поняла! Ты решил встряхнуть наши отношения и придумал эту игру, правда? Словно у нас дети, и мы все живём такие, как самая обычная российская семья, да?

Эдик подошёл ближе.

– Любимая, что вы там вчера пили в кафе с подружками? Ты, вроде как не в себе.

– Да ничего я не пила ни с какими подружками! Вера мне вчера вечером сделала ванну с травками.

– Что ещё за ванна с травками? Ты куда ходила?

– Да никуда я не ходила! – пропищала Лина. – У нас дома я принимала ванну, в особняке!

На щеках Эдика заходили желваки. Он взглянул на часы.

– Лина, я не понимаю ровным счётом ничего из того, что ты мне тут бормочешь. Я опаздываю. А на работу мне, видимо, придётся идти голышом.

Эдик хотел уйти, но задержался на пороге.

– В последнее время ты сама не своя. Вероятно, это моя вина: слишком много работы. Я думаю нам надо как–то…

– Встряхнуться! – продолжила его мысль Лина. – Дорогой, я знаю! И, поверь, меня ты точно встряхнул сегодня! – Лина нервно засмеялась. – Я уже было почти поверила, что у нас есть дети, что я глажу тебе рубашки и ношу вот такую пошлость. – Лина потрясла за кружева ночную рубашку. – Где ты её взял, на блошином рынке?

Эдик озабоченно смотрел на жену.

– Ладно, – решил он. – Я вижу тебе серьёзно нездоровится. Лежи, отдыхай, я сам отведу детей в студию. Но, чур, заберёшь ты, я буду поздно, – он наклонился и поцеловал её. – Я пошёл.

Лина опешила. Игра в дочки-матери затянулась.

– Не смей никуда уходить! – потребовала она. – Позвони этим своим плешивым соучредителям и скажи, что задержишься. Ты… ты на самом деле хочешь оставить с этими ужасными детьми?

Эдик бросил сочувственный взгляд на жену и вышел.

Лина рухнула на кровать и застыла, глядя в потолок. Он был оклеен белыми обоями, на которых уже отчётливо проступали желтоватые пятна от клея. За стенкой дети ели яичницу и дружно что-то напевали вместе с Эдиком, который зачем-то продолжал изображать из себя заботливого папу.

Неизвестно сколько прошло времени: десять минут или два часа, а Лина продолжала лежать в постели и ждала, что затяжная и такая реальная галлюцинация уйдёт. Но потолок, поклеенный белыми обоями, оставался на месте, и лишь прозрачные тени от оконных рам и тюля с дырчатым рисунком ползли вслед за солнцем по персиковым стенам с легким растительным рисунком, так отчётливо напоминавшим балдахин над её кроватью в особняке.

Лина слушала, как трамваи, проезжающие мимо окон, отбивают стальными колесами чечётку на рельсах, и гудят друг другу машины, пытаясь протиснуться с двух рядов в один рядом с автобусной остановкой. У неё не было желания встать и подойти к окну. Она ждала, что с минуты на минуту войдёт Эдик и эта нелепая комедия прекратиться.