Альберто отнесли обратно в папские апартаменты, и целый месяц Лукреция выхаживала его. Он уже начал выздоравливать, но как-то вечером она оставила его без присмотра, а когда вернулась – Альберто был задушен. Никто в Риме не сомневался, что это злодейство совершил испанец дон Михеле по прозвищу Микелотто, а приказ отдал Цезарь…
Перед глазами Лукреции мелькали еще какие-то лица, но вдруг в комнате раздались тихие крадущиеся шаги и прозвучал едва слышный голос Аврелии:
– Вставайте, мадонна! Время пришло!
Лукреция хотела отчитать служанку, которая слишком много возомнила о себе, – но не сделала ни того, ни другого. Она послушно встала со своего ложа, накинула темный плащ с капюшоном, который принесла ей Аврелия, и последовала за старой служанкой.
Аврелия вывела ее в сад.
Солнце уже село, на сад опустились нежные сумерки. Воздух благоухал цветами апельсинов, тихо журчали фонтаны. Из полутьмы выступила белая фигура с угрожающе поднятой рукой. Лукреция тихо вскрикнула, ей показалось, что это оживший Бонакорсо грозит ей за то, что она не последовала за ним в царство мертвых. Но Аврелия приложила палец к губам, взяла ее за руку – и Лукреция поняла, что это – всего лишь мраморная статуя языческого бога Аполлона.
Служанка провела ее через сад. Они оказались возле увитой диким виноградом каменной ограды, и Лукреция удивленно оглянулась на Аврелию. Та, однако, снова прижала палец к губам, а затем раздвинула лозы. За ней оказалась потайная калитка, запертая на замок. Аврелия достала из складок своего плаща ключ, отперла замок и вывела свою госпожу за ограду сада.
Теперь они шли по бедному кварталу, прилепившемуся к самой стене Ватикана. Здесь теснились жалкие лачуги уличных разносчиков и поденных рабочих. Из-за дощатых стен доносились громкие голоса, пение и пьяная ругань.
– Куда ты привела меня, старая женщина? – спросила Лукреция, увидев выглянувшего из дверей лачуги одноглазого урода.
Но Аврелия снова ничего не ответила и только прибавила шагу, приложив палец к губам.
Вдруг из узкого проулка между двумя лачугами показались трое верзил самого жуткого вида. Один из них, с черным шрамом на щеке, выступил вперед, опираясь на суковатую дубину, и проговорил сиплым голосом, выдающим французскую болезнь:
– Благородные донны, помогите, чем можете, славным воинам, израненным в битве при Сан-Романо!
– Проваливай, скотина! – прошамкала в ответ Аврелия. – Знаю я, в какой битве тебя изранили! В битве с дешевыми проститутками с Аппиевой дороги!