Читаем Зеркало между нами полностью

Это очень трогательная теория, которую я перечитывала множество раз, пока не выучила наизусть. Понятия не имею, кто такой Лисовский Р., но он, сам о том не подозревая, сумел обернуть в слова все, о чем я смутно догадывалась с самого детства.


Есть, однако, и обратная сторона медали.

Пусть память естественным образом находится внутри нас, мы внутри памяти так же естественно находиться не можем.

Речь, как вы понимаете, о свободной памяти Сети, которая не наполняет в данный момент ничьи космолеты, а служит неким иным внутренним целям.

Чем больше памяти вокруг, тем тяжелее человеку сохранять в ней обособленность: она словно растворяет нас, как кислота растворяет металл.


Но я в Мастерской на своей территории. От липкой жижи на полу не осталось никаких пруфов. Сразу думается, что это была просто мощная галлюцинация, вызванная усталостью или еще чем. Как бы там ни было, сейчас я чувствую себя превосходно. И Сеть, кажется, это чует.


Мы же соулмейты. Солнышко и Землюшка. Луч и поверхность.

И когда мое Солнышко начинает делать странные вещи, я не могу просто оставаться в стороне.


Я встаю на колени, прижимаю ухо к полу. Бетонная поверхность гладко-гулкая, немного скользкая. Будто кто-то давным-давно отмывал здесь разлитое масло. Палец скользит по мнимой невидимой пленочке и остается сухим.

В Сети нет ни пыли, ни грязи. Мое теплое человеческое тело будто бы тоже перестает жить по земным законам не излучает тепло вовне и не оставляет в виде пыльной поверхности множество слущенных клеточек отмершей кожи.


В воздухе меж двух крючков, торчащих из противоположных стен, медленно проступает дорожка. Саня синхронизирует мою Мастерскую с пространством Fruity loops программой, где он создает музыку.

Правда, на этот раз мне предстоит работать не с одной дорожкой, а как минимум с десятком. Множество различных семплов через пару часов выстроятся здесь в ряд, чтобы я поочередно наполнила их эмоциональным кодом.


Значит, у меня как раз есть время на небольшую прогулку.


Ткач настоял, чтобы мы использовали связь внутри Сети: простейший блокнот, куда можно писать с обеих сторон.

Он имеет вид самого настоящего блокнота у меня на столе, и прямо сейчас там появляется надпись: «Ну как дела?»

Пишу в ответ: «Норм» и возвращаюсь к делу. Надо бы тут все проверить, ведь списывать происходящее в Сети на галлюцинации не самая лучшая затея.


Вербовой говорил странные вещи. В его сознании мой образ явно смешался с чем-то другим, а может, я сама чего-то не помню. Надо выяснить, что видел Вербовой. И о какой Умбре он говорил.


Умбра.

Черная роса в воздухе. Его описания совпали с тем, что я сама видела во время концерта в «Клетке». И пусть Иван Вербовой запросто мог бы оказаться выходкой моего вредного мозга, проверить стоит.

Все равно Саня будет еще какое-то время настраивать дорожки.


«Отлучусь на пару минут, – пишу в блокноте. – Вы тут пока подготовьте все».

Прежде чем Ткач успел высказаться против, я оказалась в приемной и нырнула за дверь с надписью Google.


Лифт мигом доставил меня к пункту назначения в обход целой вселенной информационного шума всех цветов и мастей. Здесь я планировала выяснить, что за письмо попало к нам в руки. А для этого первым делом требовалось проверить единственную догадку.


Я подошла к поисковой строке и ввела «Эмма Хоук». Надеюсь, память не подводит.

Ура!

Поисковик тут же подтвердил подлинность воспоминаний. Женщину, которая писала своему избраннику из психиатрической лечебницы, действительно звали Эмма. И ее письмо до боли напоминало то, что Юджин нашел под нашей дверью.


– Здесь совпадения быть не может, – шепотом проговорила я, пытаясь распробовать это утверждение. Вслух многие убедительные вещи звучат совершенно абсурдно. Может ли так статься, что схожесть наших писем случайная?


Если принять во внимание тот факт, что я верю исключительно в случайности, то вполне. Тем не менее что-то внутри упорно противилось данной мысли.


«Herzensschatzi komm», – писала страждущая Эмма. – «Сердечко, приди».


«komm, komm, komm, komm, komm, komm».

Мое собственное сердечко неумолимо сжималось при разглядывании этих наслаивающихся строк. Ни единого сантиметра белой бумаги. Она, вне всяких сомнений, чудовищно мучилась.


Текст моего письма, хоть и не читался, тем не менее все более четко проступал в сознании. Нет, это не каракули. Но и не слова.


Больше того, мне уже приходилось видеть где-то похожие символы. Но где?

Гугл-картинки результата не дали. При попытке распознать файл поисковик выдавал всю ту же несчастную Эмму. Вздохнув, я решила отложить пока этот вопрос и пощупать следующий.


Тот, что мог проясниться на седьмом уровне. В пространстве, которые мы называем «Чешир».


Я вновь очутилась в утробе мира в месте, важность которого невозможно переоценить.

Чешир совершенно не изменился с моего последнего визита. Здесь мириады тончайших струн памяти формировали настоящее в точке пересечения с плоскостью пола. Они как будто ждали зрителя, способного оценить по достоинству это величайшее архитектурное творение.


Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века