– Потом, – ответил он.
Они задали друг другу тысячу вопросов, каждый поведал историю своей жизни, потом Рауль развязал тесемки папки.
– Останься, – попросил он.
И начал читать.
«5 апреля 1905».
Около семи начало темнеть. Отец Дезире всегда настаивал на ранней вечерней трапезе. Ради детей. «Они должны ужинать в семейном кругу и рано ложиться спать». Этот ритуал больше всего удивлял вновь прибывших. Завтракали они все по отдельности, но ужин оставался священной трапезой.
«Это тоже обряд, как наша месса», – говорил отец Дезире.
В обычный час семьи и отдельные группы рассаживались на поваленных надгробиях, специальное место было отведено для самых маленьких детей и пожилых беженцев. Никто не начинал есть, пока отец Дезире не благословит еду, все смотрели на него, уставив вилки и ложки в небо. Глядя в небо, священник произносил громким голосом:
– Всемилостивый Господь! Благослови нашу трапезу. Позволь нам набраться сил, чтобы служить Тебе. Дай нашим душам укрепиться Твоим присутствием. Аминь.
– Аминь!
Все молча принимались за еду, но постепенно начинали общаться, и вскоре в «столовой» возникал гомон, который очень нравился отцу Дезире. Он обожал благословлять…
Тем вечером он сказал:
– Боже, Ты даешь нам хлеб насущный, Ты питаешь наши души, Ты посылаешь нам спутников жизни, таких близких и таких непохожих на нас, Ты помогаешь нам открывать им наши сердца, как Ты открываешь нам Твое. Аминь.
Обычно Алиса слушала священника, наслаждаясь красотой момента и благостью, исходящей от отца Дезире.
Но этим вечером все было иначе.
Она как загипнотизированная смотрела на темный силуэт у входа в парк. Бородатый мужчина в грязной военной форме с вещмешком на плече был… ее муж.
– Фернан!
Она медленно встала, поднесла руки ко рту и прошептала:
– Боже мой…
– Аминь! – заключил отец Дезире.
– Аминь! – повторила толпа.
53
– Это не одно и то же! – горячился Фернан. – Он здесь, понимаешь? Оба они здесь.
Говорить приходилось шепотом – вокруг спали люди.
Алиса крепко обнимала мужа, он, как всегда, положил руку ей на грудь. Полную, упругую, нежную, материнскую, любовную, гладко-шелковую… Фернан мог бы до бесконечности продолжать этот ряд восторженных эпитетов. Чувство обретения утраченного взволновало его до слез. Он все спрашивал и спрашивал, желая знать, как она жила без него.
Алиса знала своего Фернана как облупленного. Забрасывая ее вот так вопросами, он действительно хотел знать ответы. У ее мужа была беспокойная душа. И она отвечала «да» или «нет» и терпеливо ждала, пока он решится.
Фернан крепче прижал ее к себе и сказал:
– Все началось с мусорщиков, «Тысячи и одной ночи» и Персии, понимаешь?
Алиса тихонько хмыкнула, не понимая, как мусорщики могут быть связаны с книгой сказок.
Он все объяснил.
Алиса не только не осудила мужа, но и нашла его приключение невероятно романтичным. Достойным «Тысячи и одной ночи». Она расплакалась, и Фернан решил, что от отчаяния, что любимая женщина его осуждает, и вдруг услышал слова любви и желания. Алиса легла на него, и они соединились, стараясь не шуметь, хотя это не имело значения. Лагерь напоминал большую бедную семью, где все всё слышат, но никогда не подают виду.
Они снова были вместе и насладились друг другом, но Фернан не захрапел, и Алиса поняла, что он еще не все рассказал.
– Часть этих денег у меня с собой. В вещмешке. Думаю, полмиллиона франков…
– А сколько в Париже, в подвале?
Фернан не знал, он ведь не пересчитывал.
– Наверное… миллионов восемь… Или десять…
Алиса изумилась.
– Да, около десяти.
Крупная сумма удивляет. Огромная изумляет. Но такая… Алиса начала хохотать и не могла остановиться, кусала подушку, шептала:
Фернан снова любил, ласкал и любил жену, но ведь не заснул! Да что с ним такое? Он как будто прожил три жизни за неделю, интересно, какие еще признания она услышит?
– Преступления, Алиса, преступления…
Она испугалась. Фернан кого-то убил?
Он рассказал ей все по порядку: Шерш-Миди, автобусы с закрашенными стеклами, пуля в голову молодому заключенному, несгибаемый капитан, гордящийся исполненным долгом, его собственная неспособность выстрелить в спину беглецам.
– И вот они здесь! Я должен был сразу схватить их, арестовать именем закона – и ничего не сделал! Они беглые арестанты, Алиса, дезертиры, мародеры! Теперь все кончено. Войне конец, и мне конец.