Зеркало наших печалей

Габриэль покосился на хищный профиль Ландрада – тот уже проворачивал следующий гешефт, продавал товарищам сигареты. Поймав взгляд Габриэля, он ухмыльнулся, и тот подумал: «При случае он не задумываясь пнет меня ботинком по ребрам… а потом и по яйцам ударит…»

– Я попал на одежный склад одним из последних, – продолжил свой рассказ солдат, расстегивая китель. – Обувка осталась или совсем маленького, или огромного размера. Я выбрал те, что побольше, а шнурки мне не достались.

Вокруг засмеялись. Кто-то рассказал свой любимый анекдот, другой вспомнил смешную историю. Громадный парень продемонстрировал товарищам гражданские брюки, чем еще больше разрядил обстановку: временные неудобства не могли подорвать боевой дух солдат.

Проходившего мимо офицера окликнули вопросом:

– Ну что, мой капитан, мы наконец дадим им прикурить?

– Боюсь, останемся статистами, ребята… – сожалеющим тоном ответил тот. – На этом участке немцы пока наступать не собираются. А хоть бы и собрались! В Арденнах боши положат много народу…

– А оставшихся мы встретим по-нашему! – воскликнул кто-то.

Капитан улыбнулся и вышел из казармы.

На следующее утро, в семь часов, Габриэль отправился с докладом: его пункт связи получил сообщение, способное испортить капитану настроение. Значительные силы немцев замечены северо-восточнее Седана.

Когда о тревожной новости доложили генералу, он высокомерно отмахнулся:

– Оптический эффект! Арденны – самые лесистые горы Франции, не забыли? Отправьте туда три моторизованных подразделения, и на расстоянии они покажутся вам армейским корпусом!

Он подошел к висевшей на стене карте, где вдоль бельгийской границы красными кнопками был выложен полумесяц. Высокий чин страдал: ему было невыносимо стоять и ничего не делать, пока другие сражаются на настоящей войне. Душа героя жаждала действий.

– Ладно, пошлем туда еще людей, – недовольно, словно бы против собственной воли, приказал он. Больше всего на свете ему хотелось вернуться домой.

Вот так и получилось, что рота в двести человек получила приказ оказать в случае необходимости поддержку 55-й пехотной дивизии, обеспечивавшей оборону главной линии на реке Маас, в тридцати километрах от Седана.

Поезд туда не ходил, и сорок пехотинцев, в том числе Габриэль, вышли на марш под командованием пятидесятилетнего капитана-резервиста по фамилии Жиберг, аптекаря из Шатору, блестяще проявившего себя на предыдущей войне.

Ближе к полудню солнце так раскочегарилось, что великолепный энтузиазм, владевший людьми накануне, быстро испарился. Трудно приходилось даже Ландраду – Габриэль незаметно наблюдал за ним, – он устал и готов был взорваться. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Высокий солдат, веселивший товарищей видом своих «гражданских» штанов, больше не улыбался, а счастливый обладатель новых шнурков горько сожалел, что не взял ботинки поменьше, – большие стерли ноги до кровавых мозолей. В отделении их было восемь человек, но четверых послали «на укрепление» в другое место.

– Куда вас? – поинтересовался Габриэль.

– Я толком не понял. Кажется, на север…

Небо вдалеке то и дело вспыхивало оранжевыми отблесками, вверх тянулись столбы дыма. Расстояние определить не удавалось, даже капитан не знал, происходит это в десяти или двадцати километрах. Габриэлю не нравился их поход. Сомнения и неуверенность вредят армии, это он знал наверняка. Впереди война, позади Ландрад, что может быть хуже?

Ноги у солдат отяжелели – нелегко пройти двадцать километров с полной выкладкой: вещмешок слишком большой, дурацкая фляга, притороченная к поясу, бьет по ноге… В плечи врезались лямки из грубой кожи, Габриэлю не удалось как следует их подогнать, и все тело ломило и болело. Ружье тоже казалось тяжелым, он споткнулся и едва не упал, но его подхватил под локоть Ландрад. Капрал помог, хотя после отъезда из Майенберга они и словом не обмолвились.

– Дай сюда! – велел Рауль, потянув за ремни вещмешка.

Габриэль хотел воспротивиться – и не успел, собрался поблагодарить, но Ландрад был уже на три шага впереди. Мешок Габриэля он закинул поверх своего и словно бы забыл о нем.

На большой высоте над ними пролетели самолеты. Французские? Немецкие? А черт их знает…

– Французские, – сказал капитан, он приставил ладонь ко лбу, как индеец-следопыт, и до рези в глазах вглядывался в опознавательные знаки на фюзеляжах.

Вид крылатых машин успокаивал, как и поток беженцев из Бельгии и Люксембурга: большинство людей ехали на машинах и очень радовались встрече с войсками, направлявшимися навстречу врагу. Местные жители вели себя сдержаннее, разве что выкрикивали лозунги предыдущей войны («Мы их сделаем!») и поднимали вверх сжатый кулак. Двадцать лет прошло, а они не забыли…

Солдаты начали ворчать, и командир объявил привал: они преодолели двадцать три километра, нужно поесть и дать отдых телу.