И пошло, и пошло! Ритм нарастал, как распрямлявшаяся пружина, одна сцена сменялась другой… вот уже Аля на сцене, она у окна с пяльцами… Алена перед зеркалом, Маруся и Тая помогают ей надеть шляпку с лентами огненного цвета… сцена с Томским.
Опускается прозрачный занавес. Германн мечется по авансцене перед домом графини… глядит в окно. В окне — Лиза.
Все идет хорошо! Марк Николаевич стоит за кулисами, сложив руки на груди, губы плотно сжаты, он молчит… только иногда жестом указывает на что-то, но это хорошо, это добрый знак: молчит, значит, все на так плохо…
Сцена в спальне графини. Гаснет свет. Верхние фонари, боковые софиты меркнут, и только тревожно светится рампа. Старуха с помощью своих девушек раздевается перед зеркалом. Желтое платье, шитое серебром, падает к её ногам. Выносят свечи. Графиня остается одна, комната её освещена одною лампадой. Огонек трепетно дышит, дрожит… Графиня, застывшая, как манекен, мерно качается вправо и влево. Германн!
Он говорит с её отражением, видит только его — таков замысел режиссера. Центральное зеркало установлено слегка наклонно и под углом, два боковых позволяют зрителям видеть трехмерное отражение старухи… и её спину.
— … Кто не умеет беречь отцовское наследство, тот все-таки умрет в нищете, несмотря ни на какие демонские усилия. Я не мот; я знаю цену деньгам. Ваши три карты для меня не пропадут. Ну!.. — это Германн. Максим…
Тут в зале возникло движение: по центральному проходу меж рядов к рампе приближалась медная блондинка в красном платье с золотыми пуговицами. Все, кто был за кулисами, вгляделись и ахнули… Наташа!
Она подошла к самой рампе и встала там, не обращая внимания на шиканье зрителей. В зеркалах отразилось её лицо. Оно улыбалось.
Графиня, сидевшая спиной к залу, увидела отражение, появившееся в зеркале рядом со своим собственным. Спина её дрогнула… она стала медленно поворачиваться…
— Старая ведьма! — процедил, стиснув зубы, Максим, — так я ж заставлю тебя отвечать…
Он выхватил пистолет… Наташа сорвала с головы парик. Ее длинные черные волосы рассыпались по плечам. Алена, изо всех сил пытавшаяся не потерять самообладания и не сломать мизансцену, всем телом подавшись вперед, глядела в зеркало. Наташа делала то же… глаза их встретились.
Лампадка перед образом сама собой начала чуть покачиваться… потом погасла. Разом вырубилась рампа. И в полной темноте раздался резкий звук, точно лопнул воздушный шар, потом звон осколков. В зале зрители повскакали с мест, послышались крики: "Свет! Дайте свет в зале!"
Через минуту в зале зажегся свет. И все увидели, что центральное зеркало треснуло: всю его верхнюю часть будто отсекли ножом — ровнешенько наискось! Перед ним без чувств лежала Алена вся усыпанная осколками, но без единой царапины… подле неё валялись, катились золотые монеты. Некоторые из них, прилипшие к деревянному заднику зеркала, отрывались и падали на планшет с глухим стуком.
Наташа, вскрикнув, закрыла лицо руками… Кто-то из зрителей поддержал её и повел за кулисы.
— Господа, просим прощения, спектакль доигран не будет… Нет ли в зале врача?
Возле Алены на коленях, хлопотал какой-то седой плотный мужчина в строгом сером костюме с печаткой на пальце. Ее отец! Гарик, не смея кинуться к ней при отце, искусал губы до крови, стоя в кулисах. К Алене уже спешил врач, выбираясь из своего предпоследнего ряда.
Далецкий приподнял Аленину голову и легонько похлопал её по щекам. Он кивком приказал ребятам собрать разлетевшиеся по сцене золотые монеты.
Алена приоткрыла глаза, увидала Далецкого… Отец что-то говорил ей, но она, казалось, его не слышала, не замечала… Дикая кривая усмешка исказила её губы, они приоткрылись, зубы раздвинулись: это был настоящий звериный оскал!
— Я пришла к тебе против своей воли… — прошептала она Далецкому и подмигнула ему одним глазом, который потом так и остался закрытым. Другой был широко раскрыт и безумен.
— Я пришла к тебе против своей воли… — повторила она слова своей роли, потом пропустила целую фразу и закончила её, — чтоб всю жизнь уже после не играл. Не играл! — повторила она с усилием и приподнялась на локте. — Прощаю тебе мою смерть, с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне…
За сценой был переполох, все суетились, бегали, переспрашивали друг у друга, что произошло… никто этого не понимал. Зрители понемногу расходились, толкаясь в дверях. Родственники актеров переговаривались с ними, стоя у рампы, а те не решались покинуть поле битвы — кулисы, махали своим руками и говорили, что как только можно будет, вернутся домой…
Наташа сидела на стуле возле пульта помрежа, обхватив плечи руками, и без отрыва смотрела на сцену, переводя взгляд то на Алену, то на разбитое зеркало. Ее била дрожь.
— Наташа, — наклонилась к ней Аля. — Пойдем. Тебе лучше уйти… Пойдем пока наверх, а потом — ко мне. Я тут совсем недалеко живу… У меня дома Маня.
Наташа молча кивнула и пошла, ведомая Алей за руку, то и дело оглядываясь на сцену. Далецкий проводил их взглядом, поднялся и, застонав, схватился за сердце. Врач тотчас кинулся к нему…