Зеркало Рубенса

Тоби слышал о нраве любимца короля много разного, неприятного в том числе, и был удивлен приветливыми манерами всесильного маркиза; тот оказался веселым и любезным человеком. Бэкингем попросил ван Дейка немедленно приступить к работе над большим семейным портретом, где маркиз должен был быть изображен со своей супругой, леди Кэтрин Мэннерс, и с любимой охотничьей собакой. Маркиз хотел, чтобы художник написал их с женой в полный рост в античных костюмах Адониса и Афродиты, то есть без одежды, в жизнерадостном итальянском стиле. Он объяснил, что это должен быть портрет, прославляющий их союз и свадьбу, которая состоялась полгода назад в мае. Сейчас леди Кэтрин беременна, живот заметен… Но Антонис со свойственной ему легкостью согласился и сказал, что беременность и живот ему нисколько не помешают изобразить леди Кэтрин в образе богини любви. Антонис в тот же день сделал наброски лица Бэкингема углем на бумаге. Тоби переводил их беседу, а потом опозорился – уснул на стуле. Когда его разбудили – слуга издевательски кукарекнул ему в ухо, все хохотали, – Бэкингем пригласил их обедать.

Тоби никогда не присутствовал на таком необычном пиршестве; огромный стол был украшен исключительно белыми цветами, да так обильно, что свободного места на столе не оставалось. Благоухание, правда, как показалось Тоби, было одуряющим, у него заболела голова. Но зато он наелся до отвала всякого разного вкусного и диковинного; и смеялся тоже много, потому что во время обеда в зале разыгрывались смешные сцены; а еще к каждой перемене блюд игралась своя музыкальная пьеса. Потом сам Бэкингем выступил в балете, держался серьезно и двигался изящно, гости не могли оторвать от него глаз, искренне восхищаясь маркизом…

Вскоре ван Дейк рассказал Тоби, что Бэкингем в первый же день работы подарил ему несколько золотых монет и предложил переехать из постоялого двора во дворец графа Арунделя, поскольку граф и его супруга в данное время находятся в Италии.

Следующие несколько недель были самыми приятными в жизни Тоби: он тоже жил в замке Арунделя и учил Антониса английскому и итальянскому. Дела с английским шли особенно быстро, потому что почти каждый день они ходили к Бэкингему и болтали там с маркизом, пока Антонис писал картину.

Бэкингем был старше их обоих всего на семь лет, но сколько смог успеть за свою жизнь!

«Из жалкого сына конюха стал вторым человеком в Британии, что бы там ни болтали… – мысленно рассуждал Тоби. – Конечно, можно считать, что Бэкингему все досталось за счет красивой внешности и веселого нрава, столь милых королю… Но в этом человеке явно воплотились необычайная сила и сокрушительная обольстительность, действующая и на женщин, и на мужчин. Знает латынь и французский – в юности его мамаша собрала денег и отправила сынка в Париж пообтесаться. И вот результат: маркиз лучше всех танцует и играет в мяч, любит стихи, особенно – стихи короля Якова, конечно, которые он цитирует весьма уместно, понимает музыку и покровительствует музыкантам. Еще Бэкингем собирает картины и скульптуры: хочет превратить свой дворец в собрание самых редких и ценных произведений. В общем, богато одаренный человек, ничего не скажешь, и совсем не злой. А смотреть на него и на его костюмы действительно – сплошное удовольствие!»

В просторном старомодном дворце Арунделя отказа им ни в чем не было, слуги бросались исполнять любое желание молодых людей, их было даже слишком много. Такая жизнь была непривычной для Тоби, но ему понравилось: он представлял себя вельможей в услужении у блестящего принца. А Антонис, как и подобает принцу, тратил много времени и средств на наряды, выезд и прочую роскошь. Но, несмотря на явную любовь к удовольствиям и тщеславную заботу о своей внешности, характер у Антониса был приятный и простой, поэтому они с Тоби подружились.

Только спустя недели две такой беззаботной жизни на сеансы позирования к Бэмингему зачем-то стал приходить лорд-канцлер Фрэнсис Бэкон, а его Тоби боялся. Если Бэкингем разрешал сидеть в его присутствии, то с приходом канцлера Тоби приходилось вставать за спинку кресла сэра Фрэнсиса и переводить. Вскоре Бэкон объявил, что уже вполне сносно понимает Антониса и может обходиться без услуг Тоби, и вообще – Тоби скоро может вернуться в Гаагу, продолжить свою службу секретарем Дэдли Карлтона. «Но не уезжай прежде, чем я расспрошу тебя о важных делах», – добавил лорд-канцлер строго.

Конечно, Тоби и раньше понимал, что веселое пребывание в Лондоне быстро закончится, но все же затосковал. В Гааге нет ни пиров с балами, ни нарядных девушек… Сиди там, глотай дым трубки Карлтона да любуйся на пресных гаагских депутатов: все как один в одинаковых кафтанах и с постными физиономиями, похожие на стаю ворон; еще скучнее наблюдать трудолюбивых голландских кумушек в чепцах, даже никогда не видно, какого цвета у них волосы. Никак нельзя Гаагу сравнить с Лондоном!