Они гуляли по Лунным холмам, любовались видами ранней осени.
– Когда вернетесь?
– Не знаю. Возможно, через две-три недели, не дольше. Позвольте вам помочь. – Рубенс взял ее под руку, вдруг перейдя на «вы»: он говорил с ней, как с хозяйкой замка, с матерью их будущих детей. Бережно и осторожно он повел Сусанну по тропинке к озеру – любоваться видом, надеясь, что она решится немного посидеть, обнявшись, на его плаще, можно будет поцеловать ее, чувствуя и ее тело, и землю под ним…
– Как вы думаете, он любит ее?
– Кто?
– Герцог Бэкингем! Говорят, он готов завоевать Францию ради улыбки королевы Анны…
– Не спрашивал. Мне это неинтересно, – добавил он искренне.
– Но вы же говорили с ним, писали его портрет? Он красивый мужчина, как вам показалось?
Рубенс почувствовал, что ревнует к герцогу.
И еще – что его совершенно не устраивает неопределенность. Он должен наконец закончить неприятные и необходимые дела, получить титул от эрцгерцогини, получить деньги от Бэкингема и стать мужем Сусанны.
– Давайте вернемся, – предложил он.
Лондон, 1627 год
Рубенс ждал две недели в Кале напрасно: на море разыгралась буря, волны и ветер не становились меньше. Ждать дольше было невозможно: эрцгерцогиня была уверена, что он во Франции, и при желании легко могла это проверить. Рубенсу пришлось погрузиться на корабль – терпеть качку и переносить сильнейший шторм, ежечасно беспокоясь за свой груз. Страдая от морской болезни, он вспоминал свое путешествие в Испанию почти двадцать пять лет назад. Когда он думал о той морской буре, о той поездке, то начинал сам себе завидовать: он тогда обрел зеркало, он был молод! А что теперь?..
«У меня все будет. Я все равно самый счастливый человек на свете. А зеркало… вдруг я не случайно еду в Лондон. Вдруг оно захочет вернуться?»
Как он и ожидал, разговор с эрцгерцогиней в Брюсселе получился невнятным; догадавшись, что новые идеи Рубенса связаны с визитом герцога в Антверпен, правительница стала подозрительной и несговорчивой. Рубенс прекрасно понимал ее сомнения и втайне разделял их, но при помощи витиеватых доводов и лести ему все же удалось уговорить наместницу. Они вместе написали письмо в Мадрид ее племяннику королю и министру Оливаресу. Письмо было написано, разумеется, от имени эрцгерцогини, о Рубенсе там упоминалось лишь как о возможном посреднике в предполагаемых переговорах с англичанами.
На корабле по дороге в Лондон Рубенс снова и снова мысленно возвращался к поступкам герцога, поражаясь тому, что Бэкингему удалось втянуть и его в эти события: «Предложение Бэкингема испанцам может звучать приблизительно так: «Да, этим летом мы пытались захватить испанские корабли с золотом. Не получилось. Кроме этого, мы только что подписали двустороннее соглашение о сотрудничестве с Нидерландами, ура! Однако наш будущий союз с Испанией, главным врагом Нидерландов, может привести Нидерланды к катастрофе и полной изоляции. Не важно, наплевать. Мы только что хотели объединиться с Францией против Испании, но кардинал Ришелье посмел дерзко обидеть герцога Бэкингема. Так что теперь, дабы наказать Ришелье и Людовика за несговорчивость, мы будем искать возможность альянса с Филиппом IV Испанским!»
«Безумный герцог рассчитывает, что Оливарес согласится. А мне досталась роль шута в этой затее! – злился Рубенс, лежа ничком в своей каюте. – Конечно, он мог послать только меня, ведь ни один аристократ не захочет позориться, выходя с нелепыми предложениями к суровым правителям Мадрида. Да, я смог убедить наместницу эрцгерцогиню: такой союз будет гибельным для Нидерландов, следовательно, он будет очень выгоден для Фландрии. Герцог не ошибся во мне, надо отдать ему должное. Несмотря на то что он отнял у меня зеркало, моя способность влиять на людей сохранилась, как и дар живописца», – успокаивал себя он.
– Я здесь по поручению герцога, маэстро! Счастлив видеть вас здесь!
Тоби Мэтью подплыл на большой лодке и поднялся на корабль, встречая Рубенса. Кораблю каким-то чудом удалось невредимым войти в порт Лондона. Они обнялись, как друзья. Художник обрадовался было «бесхитростному Тоби», но вдруг вспомнил о случае с отвергнутой «Охотой»…
Тут только Рубенс сообразил, что Тоби разговаривает с ним по-фламандски.
– Мэтр, мы вместе с грузом поплывем к дворцу герцога, такой у меня приказ. Там нас встретит Балтазар Жербье. Он купил новый дом на Стрэнде, неподалеку от дворца герцога. Сейчас войдем в Темзу, там воды поспокойнее, – заверил Тоби Мэтью измученного художника, пока матросы перегружали ящики на баркас. – Я слышал, как милорд спрашивал о какой-то новой картине. Вы привезли ее, мэтр?
– Ваше ли это дело, синьор Мэтью? Меня укачало, и я хотел бы отдохнуть, – добавил Рубенс – нарочно по-итальянски, чтобы напомнить англичанину об их первой встрече.
– Простите, мэтр. – Тоби покраснел. – Я не хотел тогда вас обманывать, просто не успел рассказать, что моя кормилица была из Антверпена, она в детстве говорила со мной на вашем языке…