Зеркало теней

С ней вдвоем мы были где-то на концерте,

Сближенные странно радостной мечтой.

Звуки ясно пели о блаженстве смерти,

О стране, где сумрак, тайна и покой.

Кончилась соната. Мы перебежали

Яркий блеск фойе и залы тихой мглы.

Промелькнули лестниц темные спирали,

Нижних переходов своды и углы.

Наконец, пред дверью, почернелой, низкой,

Словно сговорившись, стали мы вдвоем.

Кто-то мне твердил, что цель исканий близко.

Задыхаясь, тихо, я сказал: «умрем!»

Женщина поспешно дверь открыла. Смутно

Озарились глуби сумрачных углов.

Комната была пустой и неприютной,

У стены направо высился альков.

И движеньем быстрым, — делая мне знаки

Следовать за нею, — женщина вошла,

Распустила косы, хохоча во мраке,

На постель припав, любовника ждала.

Раненное больно, сердце вдруг упало.

Помню вновь проходы, отблеск на стене…

Я вернулся к людям, к свету, к шуму зала.

Мне всегда казалось; было то во сне.

Январь 1910

БЕССОННИЦА

Луна стоит над призрачной горой;

Неверным светом залита окрестность^

Ряд кипарисов вытянулся в строй;

Их тени побежали в неизвестность.

Она проснулась и глядит в окно…

Ах, в полночь всё странней и идеальней!

Как давит бедра это полотно,

Как мало воздуха в знакомой спальне!

Она молчит, и всё молчит вокруг,

Портьеры, дверь, раздвинутые ставни.

И рядом спит ее привычный друг,

Знакомый, преданный, любовник давний.

Он рядом спит. Чернеет борода

И круг кудрей на наволочке белой.

Он равномерно дышит, как всегда;

Под простыней простерто прямо тело.

Луна стоит. Луна ее зовет

В холодные, в свободные пространства.

В окно струится свет, и свет поет

О тайной радости непостоянства…

Встать и бежать… Бежать в лучах луны,

По зелени, росистой, изумрудной,

На выси гор, чтоб сесть в тени сосны,

И плакать, плакать в тишине безлюдной!

Под простыней тревожно дышит грудь,

Мечты влекутся в даль и в неизвестность…

Луна плывет и льет живую ртуть

На сонную, безмолвную окрестность.

10 января 1910

РАДОСТНЫЙ МИГ

…тот радостный миг,

Как тебя умолил я, несчастный палач!

А. Фет

Когда, счастливый, я уснул, она,—

Я знаю, — молча села на постели.

От ласк недавних у нее горели

Лицо, и грудь, и шея. Тишина

Еще таила отзвук наших вскриков,

И терпкий запах двух усталых тел

Дразнил дыханье. Лунных, легких бликов

Лежали пятна на полу, и бел

Был дорассветный сумрак узкой спальной.

И женщина, во тьме лицо клоня,

Усмешкой искаженное страдальной,

Смотрела долго, долго на меня,

Припоминая наш восторг минутный…

И чуждо было ей мое лицо,

И мысли были спутаны и смутны.

Но вдруг, с руки венчальное кольцо

Сорвав, швырнула прочь, упала рядом,

Сжимая зубы, подавляя плач,

Рыдая глухо… Но, с закрытым взглядом,

Я был простерт во сне, немой палач.

И снилось мне, что мы еще сжимаем

В объятиях друг друга, что постель

Нам кажется вновь сотворенным раем,

Что мы летим, летим, и близко цель…

И в свете утреннем, когда все краски

Бесстыдно явственны, ее лица

Не понял я: печати слез иль ласки

Вкруг глаз ее два сумрачных кольца?

1910–1911

НЕИЗЪЯСНИМЫ НАСЛАЖДЕНЬЯ

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья.

А. Пушкин,

ДЕМОН САМОУБИЙСТВА

И кто, в избытке ощущений,

Когда кипит и стынет кровь,

Не ведал ваших искушений,

Самоубийство и любовь!

Ф. Тютчев

Своей улыбкой, странно-длительной,

Глубокой тенью черных глаз

Он часто, юноша пленительный,

Обворожает, скорбных, нас.

В ночном кафе, где электрический

Свет обличает и томит,

Он речью, дьявольски-логической,

Вскрывает в жизни нашей стыд.

Он в вечер одинокий — вспомните,—

Когда глухие сны томят,

Как врач искусный в нашей комнате,

Нам подает в стакане яд.

Он в темный час, когда, как оводы,

Жужжат мечты про боль и ложь,

Нам шепчет роковые доводы

И в руку всовывает нож.

Он на мосту, где воды сонные

Бьют утомленно о быки,

Вздувает мысли потаенные

Мехами злобы и тоски.

В лесу, когда мы пьяны шорохом

Листвы и запахом полян,

Шесть тонких гильз с бездымным порохом

Кладет он, молча, в барабан.

Он верный друг, он — принца датского

Твердит бессмертный монолог,

С упорностью участья братского,

Спокойно-нежен, тих и строг.

В его улыбке, странно-длительной,

В глубокой тени черных глаз

Есть омут тайны соблазнительной,

Властительно влекущей нас…

Ночь 15/16 мая 1910

НА ПЛЯЖЕ

Я видел их. Они вдвоем на пляже

Бродили. Был он грустен и красив;

И не сходила с уст одна и та же

Улыбка. Взгляд ресницами закрыв,

Она шла рядом. Лик ее овальный

Прозрачен был и тонок, но не жив.

Качалось солнце, в яркости прощальной,

Над далью моря. Волны на песке

Чредой стихали, с жалобой печальной.

Играл оркестр веселый вдалеке,

Нарядов дамских пестрота мелькала…

И не было приюта их тоске!

Когда ж заката пышность отблистала,

Замолк оркестр, и берег стал пустым,

Как широта покинутого зала,—

Коснулся их лобзанием святым

Вечерний ветер. С жалобным укором,

В безлюдьи море подступило к ним.

И красный месяц сзади встал над бором,

Провел по волнам яркую черту,