Вдруг, словно по заказу, поднялся ветер, разогнал хмарь, закрывавшую небо. Прощальный луч закатного солнца ударил в глаза, скользнул по валунам. Те, отзываясь на легкое прикосновение солнечного блика, загорелись бледно-розовым светом. Людмила соскочила на землю и испуганно уставилась на свое жесткое сиденье. Ей почудилось, что камень под ней зашевелился. Да нет, как? Такая громадина…
— Ты чего шумишь? — Баюн настороженно приоткрыл глаз и моментально вскочил на лапы, уже в полной боевой готовности, мигом превратившись в чуткий взъерошенный комок.
По всему периметру площадки, на которой они находились, вырастали полупрозрачные стены. Они вытягивались ввысь неравномерно, с натугой, пока окончательно не сомкнулись сводом далеко вверху. Подернутый дрожащей дымкой миража лес-суховершник маячил вдали. Редкие белесые стволы деревьев рывками раскачивались из стороны в сторону, отчего казалось, что они наступают, двигаются сюда, выворачивая огрубевшие корни из почвы, окружают холм со всех сторон.
Кот замер, настороженно встопорщил усы и одним длинным прыжком прыгнул вперед, на край площадки. Ведьма замерла на месте — Баюн за этой призрачной стеной тоже выглядел не очень: вальяжный угольно-черный красавец превратился в облезлую тень котофея.
— Отомри, — беззаботно крикнул кот, — ерунда все это: иллюзия, фата-моргана, игра света и тени. Отсюда этих стен не заметно.
Людмила с ужасом увидела, как силуэт котофея словно расплывается. Эфемерная преграда переливалась всеми оттенками черного.
— Быстрей обратно, — в панике закричала она.
Кот прыгнул. Иллюзорные стены как-то сразу стали реальны, и Баюн приземлился рядом с ней, шипя от боли. В воздухе летали клочья шерсти, а треть пушистого хвоста стала похожа на гибкую лозу. Ведьма бросилась к пострадавшему, но тот только отмахнулся:
— Не время.
Это он точно заметил. Какой хвост? Не до него, когда такие дела творятся.
Камни, нарочно уложенные кем-то — в этом теперь Людмила не сомневалась, — пылали кровавым багрянцем. Холодный пламень бросал отсветы на облицованные черными полированными плитами стены. На таком же каменном полу вокруг валунов, все больше напоминающих своими очертаниями свернувшихся калачиком людей, кристаллизовались льдистые лимбы. Они увеличивались на глазах, сливаясь в одно целое, пока не захватили все пространство, оставив свободным лишь небольшой пятачок, где стояли ведьма и кот. Когда морозные узоры затянули и выгнутый купол, вверх от камней устремились потоки слепящего света. Расплывчатый полумрак догорающей вечерней зари сменился сиянием летнего утра. У Людмилы от резкого перехода заслезились глаза.
— Кажется, мы попали туда, куда хотели, — прошептал Баюн, прижимаясь к ногам ведьмы, — только меня это почему-то не радует.
— В зАмок? — гнусаво, хлюпая носом, невпопад спросила Людмила. Из глаз все ещё текли слезы, не давая толком осмотреться. — С чего ты так решил?
— Похоже на то… Там какой-то пьедестал с креслом…
— Где? — ручей из глаз иссяк. Ведьма уставилась на широкие пологие ступени, около которых валялся меч-кладенец. Она, забыв обо всем на свете, кинулась поднимать свое оружие, крикнув на бегу Баюну: — Антон где-то здесь!
— Не факт… — уши котофея слегка шевелились, так же, как и его усы-вибриссы, ловя любые намеки на посторонние звуки и движения. — Просто так мечи не бросают…
Но зал был пуст и тих. Кроме них, двоих, никого здесь не было. Вдоль вытянутого нефа бессрочным караулом застыли рельефные колонны. Свет и тень причудливо переплетались на неровно отесанных боках, порождая странное ощущение, что потолочный свод опирается на изнемогающие от тяжкой ноши девичьи тела. Живые и страдающие… Баюн отогнал от себя назойливые мысли. Уж чужого он бы услышал по любому.
А вот чертовщина здесь творилась явная — наледь бесследно исчезла, не отставив от себя даже мокрого пятна. Тщательно отполированный каменный пол в центре зала оказался сплошь засыпан какой-то серой дрянью. Кот брезгливо принюхался — вроде бы ничем не пахнет, хотя нет, какой-то запах есть, но настолько слабый, что даже его чуткий нюх не может определить, что это такое.
— Иди сюда, — позвала издали Людмила, — глянь.
Баюн нехотя поплелся к ней. Непонятный тревожащий запах не давал ему покоя.
Ведьма склонилась над мечом. Иззубренный булатный клинок оказался источен ржой. Дотронься — рассыплется красно-бурыми порошинками. Массивная двуручная рукоять, обтянутая бычьей кожей для ухватистости, покрыта разводами плесени, словно её сто лет не касалась ничья рука.
— После Ильгиного подпола и то лучше выглядел, — Людмила оглянулась на Баюна. Тот отрешенно молчал, напряженно думая о чем-то своем, кошачьем. — Эй, ты где, вернись… — она щелкнула пальцами, — я говорю, Тимофей с Антоном меч отчистили, наточили. Он был как новенький, а теперь смотри сам, что с ним стало.