Зеркало Триглавы

Чародейка уставилась на стену за спиной Баюна. Теперь, при более интенсивном освещении, на непроглядном черном фоне проступил узор из серо-коричневых разводов. Людмила всмотрелась — пятна поплыли перед глазами, неуловимо быстро сблизились, стали ярче, на стене отчетливо проявилось лицо приснившейся ей женщины. И тут ведьма…

Ведьма опять очутилась в своем сне.

Темный зал был слабо освещен. В серебристо-серых плоских чашах, расставленных прямо на каменном полу, едва теплился огонь. Высокая тучная фигура в свободном плаще с наброшенным на голову капюшоном, так что лицо скрывается в тени, по сложной траектории проходит от светильника к светильнику, по очереди переворачивая каждый. Они падают, выплескивают горящую жидкость, которая на короткий миг ослепительно вспыхивает. Яркие вспышки озаряют стоящего чуть в стороне, на границе света и тьмы, кряжистого человека. Длинные волосы его забраны в хвост кожаной лентой, борода заплетена косицей, перевязь с внушительным тесаком без ножен, грубая кожаная куртка и такие же штаны. Мужчина, опустив голову, исподлобья наблюдает за ритуалом.

Фигура в плаще застыла неподвижно, ожидая ответа на свои действия. Расплесканная на пол жидкость догорела. Зал погрузился в темноту, но ненадолго. Поверхность пола засветилась сама по себе. На ней проступили линии и странные символы, сплетающиеся в сложный багряный узор. Проводящий обряд сбросил плащ, неуловимым движением переместился в центр рисунка. Внезапно стало светло, как днем, и Людмила увидела внутри пентаграммы чешуйчатую тварь с коротким толстым хвостом. Гладкие черные волосы падали на лицо, скрывая его… Нет, их… У твари было три лика…

Рассмотреть ее Людмиле толком не удалось. Кроваво-красная звезда оторвалась от пола, зависла в воздухе, закружилась вокруг существа, с каждым мгновением убыстряя свое движение, пока не превратилась в черный вихрь.

Очертания тела твари поплыли, как воск сгорающей свечи, потом вокруг развернулись лепестки огненного цветка. Они сомкнулись над её головой и спустя мгновение (или вечность?) осыпались на пол легкими пепельными хлопьями.

В центре зала, безвольно опустив руки, стояла обнаженная женщина. Слабое свечение исходило от нее. Она открыла глаза. Счастливая улыбка осветила прекрасное лицо. Мужчина стремительно кинулся к ней и едва успел подхватить на руки падающее тело:

— Получилось, — прошептал он, — мы смогли, — и принялся топтать опрокинутые чаши. Они вскипали краткими всполохами, но против ярости человека устоять не могли, и свет их угасал окончательно и бесповоротно.

Но перед тем как в зале воцарилась первозданная тьма, Людмила успела увидеть ещё одного человека, прижавшегося к стене. Он следил за происходящим, не отрывая глаз…

Вот именно здесь её и хлопнули по плечу, не дав досмотреть сон до конца.

— Я уже видела это лицо, — медленно проговорила ведьма, — во сне… — она сморгнула, и перед ней опять проявилось узорочье хаотично разбросанных пятен.

Оба спутника чародейки уставились на неё как на помешанную.

— Я всегда считал, что нездоровая атмосфера подземелий влияет на рассудок, — авторитетно заявил котофей, — то ли дело под ясным солнышком бродить, да чистым воздухом дышать полной грудью. И не смейте мне возражать… — добавил он строго.

Птах, как обычно, промолчал, но всем своим видом выражал согласие с Баюном.

— Да кто бы думал? — фыркнула Людмила. — У тебя опыт бродяжничества поболе моего будет.

— Путешествий… — поправил её кот. — Потому и спрашиваю — чего застыла, как лист перед травой. Дальше пошли, пока совсем не сбрендила.

— Куда? Ты что, не видишь, камень впереди…

Котофей покосился за спину, хмыкнул и просунул правую лапу прямо в стену. Людмила ахнула — ту, словно ножом срезало, ровно вполовину.

— Але, оп! — Баюн помахал целой невредимой конечностью. — Никакой стены здесь нет… Морок для болванов.

— Ну, как же так? — ведьма со всего размаху стукнула по преграде кулаком. Боль отсушила руку до плеча. Людмила заплясала на месте. — Птах, ты ТО же видишь, что и я? — Бесенок утвердительно кивнул.

— Вы оба находитесь в плену своих представлений. Камень должен быть твердым, вода — мокрой, а мед — сладким.

— А что, бывает по-другому?

— Да, — кот ухватил бесенка и подтолкнул его к стене, — представь, что перед тобой облако. Просто туманное облако, непроницаемое взглядом, но вполне преодолимое для тела… Шагай!

Птах нерешительно, делая странные движения, наполовину вошел в стену и замер. Его задняя половинка с нервно подрагивающей кисточкой на хвосте смотрелась диковинным барельефом.

— Давай, не стой! Только не уходи далеко, жди нас, — крикнул ему вслед Баюн и озабоченно пояснил, — похоже, там время течет иначе, чем здесь. Не хватало нам ещё потерять друг друга. Теперь ты… — приказал он чародейке.

Людмила тяжело вздохнула, прикрыла глаза, сосредотачиваясь, и со всего маху хрястнулась головой о камень, да так, что гул пошел по всему подземелью.

— Ничего не можешь! — досадовал кот. — А ещё ведьма! Чему ты училась только? Ты должна уметь мыслить абстрактно, а ты дуром прешь! Совсем башка не варит?