Зеркало войны

Секретарь у него никогда себе ничего подобного не позволял. Даже когда к Симону явилась жена и застала его огуливающим любовницу прямо на рабочем месте, Ханс выглядел безукоризненно. И баб разнял, и начальство потом лечил от царапин.

А тут!

Волосы дыбом, глаза горят…

– Ханс?

– Господин! По реке пришли плоты, на них часть людей Торнейского! Голубь прилетел с заставы, там гвардейцы, там Сашан Риваль…

Симон подскочил на полметра вверх. Вино окончательно разлилось, придавая градоправителю вид записного пьяницы, да и плевать на него!

– Где?!

– На заставе с плотами.

– А люди где?

– Их везут сюда.

Симон посмотрел дикими глазами.

– Думаешь, Торнейский погиб?

– Да непохоже. О таком и сказали бы, и написали. Простите, господин…

Симон махнул рукой на все титулы. Ханс приходил в себя, а вот Симон, наоборот.

– К воротам!

Ханс понимал графа. Сам бы на месте не усидел. И не усидит! Господин сказал – к воротам? Значит, Ханс должен сопровождать господина. Обязательно!

* * *

К воротам идти пришлось пешком, даже градоправителю. Ни на лошади, ни в карете, ни на телеге по городу было не проехать. Кое-как справлялись с перевозкой грузов ослики и мулы. Ну и люди таскали. Равель укреплялся для обороны, степняки – всадники, значит, надо лишить их этого преимущества. И строились посреди улиц баррикады, делались завалы, разбирались мостовые.

Шервуль с ними, с ямами, живы будем – починим, помрем – все степнякам проблем больше.

Обоз с ранеными Симон встретил у стен города. И тут же увидел Сашана Риваля.

Родная жена бы сотника не признала, всего в бинтах, с перевязанным лицом – рассекли в последней схватке. А вот жаждущий новостей градоправитель – признал. И ждать не собирался.

– Сашан Риваль!

– Ваше сиятельство, – попробовал дернуться сотник.

Ага, дал ему злой лекарь! Тут же вцепился не хуже клеща, запричитал, умоляя лежать. Сашан бы сопротивлялся, но благородный граф, словно последний сопляк, уже лез к нему на телегу.

– Молчать! Лежать! Рассказывать!

Противоречия никого из них не смутили. И Сашан принялся за повествование. Симон слушал, и волосы у него дыбом вставали. И не только у него, еще и у лекаря, у солдат, у всех, кто слышал. А прислушивались даже лошади, что уж о людях говорить.

Рид ведь ничего не писал толком, обошелся парой строчек, и понятно. Голубь, чай, не почтовый орел, книгу на себе не унесет. А тут-то все в красках, все в лицах…

Ай да Торнейский, ай да сукин сын!

Других слов у Симона просто не было!

Это ж надо додуматься и сделать! С пятьюстами солдатами против сорока тысяч. Хотя нет, почестному, сорок тысяч одновременно там не было. Сначала тысяч десять, потом еще под стенами Дорана…

Все равно!

Пройти по занятой степняками территории, увлечь их за собой, выбить из захваченной крепости, потом самому оттуда уйти, отправить в Равель раненых и спокойно направиться к Ланрону? Выбивать степняков еще и оттуда?

Сколько у него людей осталось?

Полторы сотни?

Против степняцких тридцати уже тысяч?

Замечательно. Каких-то двести человек на каждого! Что это за мелочные подсчеты, в самом деле? Встать – и рубить. По минуте на человека, за четыре часа и управятся, и отдохнуть время будет.

Симон разве что головой качал.

Конечно, герои получат и помощь, и уход, и почет, и все, что возможно. Жаль, что маршал Иллойский уже ушел, ему было бы полезно знать, что и как. Но вроде бы он собирался к Ланрону, Рид собирался туда же…

Встретятся.

И друг с другом, и со степняками.

И что-то подсказывало Симону, что степняки на теплую встречу жаловаться не будут. Покойники – они вообще тихие, спокойные и никогда не жалуются.

И все равно.

Боги, сохраните Рида Торнейского!

Два храма поставлю! И плевать на расходы! Еще и люстры закажу аж в Аланее. Слышите? И купола золотом покрою, чтоб, значит, вы не проглядели. Но сохраните маркиза!

Рид, маркиз Торнейский

Сто пятьдесят два человека.

Усталые, измученные, израненные, чувствующие себя так, что хоть ложись и помирай.

Размечтались, господа!

Ни ложиться, ни помирать отряд маркиза не собирался. Раз – два, раз – два, мы идем, и идем, и идем… Знал бы маркиз Торнейский Киплинга, точно бы его про себя читал.

Не знал.

От Дорана до Ланрона несколько дней пути. Это верхом. А когда ты полуголоден, устал, измучен, когда воды – только та, что в ручьях набрали, и ее приходится беречь, когда не на лошадке и по гладкой дороге, а по лесу и на своих двоих – и время увеличивается, и расстояние.

Не надо говорить, что расстояние одинаково. Неверующие просто могут пройтись из точки «А» в точку «Б» сначала по дороге, потом по лесу и убедиться на своей шкуре.

Это – лес. Тут и завалы, и овраги, и ручьи, и что хочешь. Их приходится обходить, потом опять возвращаться на маршрут, и хорошо, если вы не заплутаете. А ведь можете.

И звери вам навстречу не выпрыгивают, на них тоже охотиться надо.