Зеркало войны

После ухода из Дорана Риду безумно хотелось на ком-то сорвать злость – и такой случай?

Степняки? Как их можно отпустить, вы что?

Рида буквально сорвало с места.

Отряд в неполных двести человек, раненых и усталых, наплевав на все невозможности, кинулся на вдвое превосходящего противника. Свежего, отоспавшегося и довольного жизнью.

Пешие – на конников. Ни Рида, ни его людей такие мелочи не остановили. Даже не заинтересовали.

Реакцию степняков представить было несложно.

Едете вы себе спокойно, едете по покоренной – почти, ну куда этим червякам против пяти тысяч человек – стране… И вдруг из леса выходят люди, больше всего похожие на болотных шервулей, смотрят на вас секунды три, а потом с грозным воплем кидаются вперед, потрясая мечами. И намерения у них самые кровожадные.

Первыми опомнились кони. Умные животные, испугавшись, принялись громко ржать, делать «свечку» и пытаться удрать. Пару минут степнякам пришлось потратить на их усмирение, и аллодийцам этого хватило с лихвой.

Арбалетчики Аллеса Рангора в драку не полезли. Недолго думая они выполнили команду: «Готовьсь, цельсь, ПЛИ!!!», и в воздух взлетели арбалетные болты.

Целились они повыше голов аллодийцев, так что свою жатву собрать успели.

Выстрел. Еще один и еще. А больше не успели, потому что на берегу начался бардак.

Битва или свалка… смешались в кучу и кони, и люди.

Конь – животное умное. И когда по нему начинают стрелять из арбалетов, у него инстинкт один – унести ноги подальше от драки. И всадника заодно.

А берег неровный.

А местность гадкая.

Лошади спотыкались, падали, натыкались друг на друга, калеча и себя, и всадников, кричали от боли, люди кричали тоже, кто от боли, кто атакуя.

Началась резня.

И Давель, который ехал впереди, просто не успел ничего сделать. Даже удрать не получилось.

Он ехал в первых рядах, арбалетчики по ним и били первым залпом, чтобы не вздумали тронуть вперед коней и стоптать Рида с его людьми. Это второй и третий залп пришлись уже по середине строя степняков, а первый-то…

Его лошадь упала, сраженная очень удачным выстрелом, а Ренар не успел выдернуть ноги из стремян. Конь придавил его к земле.

Ренар дернулся раз, два, а потом понял, что все бесполезно, и затих.

Если победят свои – его освободят. Чужие? Надо попробовать притвориться мертвым.

В любом случае лучше не дергаться. Что Ренар и сделал. Просто наблюдал – и приходил в ужас.

* * *

А Рид выплескивал всю боль от потери друга, почти отца. Все горе, всю злость он сейчас изливал на степняков, и меч с кинжалом в его руках не уставали собирать свою кровавую жатву.

Да и остальные солдаты не уступали своему командиру.

Шаг вперед, подсечь коню ноги, сдвинуться чуть в сторону, пропуская тушу животного, не глядя отмахнуться кинжалом, и снова – вперед.

Падают люди, падают руки, головы, Рид чувствует себя словно дровосек, на лицо брызгает алым, острая боль обжигает щеку, но ему все безразлично. Перед ним не люди.

Перед ним лес, и этот лес он должен пройти до конца. А что ветви шевелятся, кричат, проклинают его…

Рид даже не сразу понял, что кричат степняки.

Черный Волк.

Ему было безразлично. Здесь и сейчас он просто убивал. А что там кричат овцы, которых режут… вот уж что не интересует волка.

Рид даже не понял, когда лес кончился. И только оглянувшись, сообразил, что врагов больше нет. Впереди их нет.

А позади…

В этот день песок на берегу Интары из желтого стал красно-коричневым, столько вылилось на него крови. Степняки, аллодийцы, у всех она одинаково красная. Но степняки полегли все, может, десятка два сбежали, да и шервуль с ними, лови их в лесу.

Аллодийцев тоже полегло немало. Человек тридцать, даже больше.

И уже снуют женщины, добивая раненых степняков и перевязывая своих. И ни капли жалости не найдется в их душах. Те, кто перенес плен и насилие, смерть близких и безнадежность, не пожалеют своих врагов.

Рид уселся, где стоял, и перевел дух. Провел рукой по щеке…

– Вы ранены, ваше сиятельство.

– А?

Он даже этого сразу не понял. А Эльтц лично промывал маркизу рану, сокрушаясь, что нет возможности зашить, шрам останется…

Рид только рукой махнул.

Шрам? Да и плевать на него. Зато еще пятьюстами степняками на свете меньше стало. А это хорошо.

Работали все не покладая рук.

Раненых добивали, мертвых стаскивали в две кучи, степняков без особого почтения сваливали подальше от реки, чтобы тухлятиной воду не травить, для своих будут копать могилу, а эти… да пусть достаются зверью на обед! Не жалко! Их сюда не звали!

Коней тоже добить, свежевать и пустить на мясо. Кушать хочется.

И рубить деревья, начинать вязать плоты.

Работать предстоит всю ночь. К утру женщин и раненых надо погрузить на плоты и отправить вниз по Интаре. А Рид пойдет дальше.

Он еще не все долги степнякам раздал.

– Ваше сиятельство, тут вроде как не степняк?

Интересно…

* * *

Ренар Давель подумал, что умереть было бы лучше. Но, кажется, ему такого счастья не дадут?

Рид смотрел так…

Без ненависти.

Просто – как на особо мерзкую мокрицу, выбравшуюся из отхожего места. Гадкую такую тварь.

– Торнейский, – выплюнул Давель.