– Давайте есть под яблонями. Смотрите, уже вылез ваш барвинок, вы только принюхайтесь – это же черносмородиновые почки! С ума можно сойти! Вы как хотите, но я отсюда ни в какой дом не пойду.
Вытащили стол. Перенесли все из кухни. Это «все» было не таким и скудным. Непременная горячая картошка, селедочка, разная рыбка, ветчина и прочая гастрономия заполнили стол и специально для того вынесенные скамейки. Все трое с интересом и уважением относились к водке, но в тот раз был коньяк.
Привезли родственники его военного друга из Армении. Друг весь год перемогался, переходя от одного недуга к другому, а к весне совсем сдал. Понимал, что не приедет отметить День Победы, как делал это все послевоенные годы.
Поначалу их было шестеро. И вот теперь, кажется, он остался один. Нет, конечно, девятого мая он не будет один. Он соберет здесь под яблонями других своих друзей, с которыми его соединили военные дороги. Самых же близких, увы, не будет.
Он чувствовал, что подошел к краю горизонта. Он знал, что неизбежное рядом. Мысли о смерти оживлялись всякий раз, как приходило новое известие об уходе из жизни кого-нибудь их тех, с кем связала его война. Сама по себе смерть не страшила его – неприятно было постепенное втягивание в союз с нею. Возникало чувство, как будто власть переходила в ее железные руки. Надо сказать большое спасибо отцу с матерью: оставили в наследство отменное здоровье. Жизнь, конечно, прошлась по нему своими историческими сапогами. Но выжил. И даже не утратил интереса не только к ней – к жизни, но и к таким скоропортящимся продуктам ее, как женщины или красота в разных рукотворных формах.
«По-видимому, у этой женщины нет проблем. Откуда берется этот беззаботный смех?» – хмуро взглядывая на нее, думал он.
– Коньяк-то вы будете пить – обычно вы предпочитаете водку… Если хотите, можем начать с нее, – недовольно и как-будто упрекая ее, начал он. – Не можете обслужить двоих мужчин – давно бы уже разложили закуску по тарелкам, – продолжал ворчать, сам выкладывая из кастрюли горячую пахучую картошку. В своем доме он никого не подпускал ни к плите, ни к сервировке, ни к раздаче приготовленных им блюд.
– Друзья, – раздался голос мужа, – мы зря тратим время – к чему пустые слова – рюмки наполнены. За здоровье нашего друга и гостеприимного хозяина! Ура!
И немедленно выпили – это из незабвенного труда Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».
– Э-э-э, Андрей Викентьич, дело так не пойдет: манкируете армянским коньячком… Что? Может нехорош? Знаю, знаю – вы человек тонкий… – оживился он, вновь наполняя рюмки. – Можете не объяснять – прекрасно и сам понимаю, что такой напиток грешно под картошку с огурцом… а вы и не закусывайте. Согласитесь, коньячок-то действительно армянский – одним духом его будешь сыт.
Солнце заливало их майским жаром. Безлистные ветви старой яблони, под которой шла неспешная трапеза двух мужчин и одной женщины, не давали тени. Накопленный огонь армянского солнца из бутылки и жар подмосковного неба освежали поблекшие от времени и московской жизни краски на лицах трех немолодых горожан. И куда-то уходили годы и усталость. Тела их, как прежде, чувствовали свою гибкость и легкость. Мысли обретали стройность и определенность. Все было достижимо. И жизнь вновь казалась прекрасной и обнадеживающе бесконечной.
– На днях получил приглашение от Комитета Ветеранов принять участие в торжествах по случаю освобождения нашего Севера – прошло ровно полвека, – продолжил он рассказ о войне, тема которой неизменно возникала во время их встреч. – Подписано самыми высокими чинами. Предполагается чуть ли не всенародное участие в различных военизированных мероприятиях. Комитет и городские власти при этом оплачивают ветеранам все расходы. Выделяется специально под эту акцию вагон СВ, лучшая гостиница в городе, «Икарусы» для экскурсий, еда в ресторанах, подарки, фейерверки и прочая дребедень… Из тех, с кем я действительно воевал на севере, не осталось в живых никого – встречаться мне в общем-то не с кем. Но там сохранилось место, где стояла моя батарея… Я уже два раза пытался найти его – безуспешно. Трудно представить, что оно осталось: там все сильно изменилось… но, наверное, следует попытаться еще раз —…до шестидесятой годовщины и я не доживу… – говорил он, а голос его от радостного сомнения по поводу реальности пышных торжеств сделал поворот к печальной уверенности в конечности земного пути.
– Странно. Совет Ветеранов прекрасно знает, что я давным-давно овдовел, а приглашение прислали «с супругой»… или думают, что я женился, да не поставил их в известность… Хм! А почему бы и нет! Ирина Яковлевна, поехали со мной! Вы в этих местах бывали? – Ну вот, видите! Ведь второго такого случая не будет.