В тот день, сидя на этой самой кровати с акустической гитарой, мы написали одну из лучших наших песен.
Наоми была единственным человеком из всех, кого я знаю, кто до сих пор писал от руки. Она вечно что-то строчила, карябала на любом попавшемся под руку клочке бумаги и складывала эти записочки в специальную коробку, «на потом».
– Подруга, ты чего такая аналоговая? – не раз приходилось удивляться мне.
– А того, что лист бумаги еще никто не взламывал, – говорила она. – Поэтому все самые темные тайны я храню либо здесь, – постукивая себя по лбу, – либо в форме старого доброго манускрипта.
Теперь я понимаю, что она имела в виду. Маленькие фрагменты Наоми разбросаны по всей комнате, отрывки и обрывки той девушки, которой она была, отпечатки пальцев и ДНК на листочках, исписанных ее круглым старательным почерком.
Эта девушка не могла пропасть насовсем. Нет, она просто оказалась заперта в своей собственной поврежденной, изувеченной голове.
Роуз и Лео ждут меня на улице, но я иду прямиком в ванную, нагибаюсь над раковиной, набираю в ладони холодной воды и выплескиваю на бритый затылок и виски. Когда я выпрямляюсь, струйки стекают между лопаток.
Выйдя из ванной, я замечаю Аширу, которая сидит у себя в комнате перед открытым ноутбуком и забором из трех мониторов. Она с техникой на «ты». Эш из тех людей, которые прогают в любую свободную минуту, просто по приколу. С такими, как она, шутки плохи. Вот моя возможность побеседовать с ней, узнать, что она думает по поводу Най, но как завести разговор с самой замкнутой девушкой на свете?
Я не нахожу ничего лучше, как подойти и спросить:
– Что делаешь?
Она подскакивает как ошпаренная и тихо матерится. Плохая тактика.
– Твою мать! Ред!
– Извини, просто мне стало интересно, чем ты тут занимаешься.
– Заходи и закрой дверь, – говорит она раздраженно. Я повинуюсь, а что мне остается делать? Она кивком указывает на центральный монитор. – Это записи с дорожных камер видеонаблюдения в Вестминстере, – говорит она, поворачивая ко мне ноутбук.
– С «Ютьюба», что ли? – спрашиваю я. Эш довольно-таки странная особа. Кто знает, может, она вместо сериалов смотрит записи с установленных на дорогах камер.
– Тут все с той ночи, когда она попала в реку, и до того момента на следующее утро, когда ее подобрал буксир. Все видеозаписи сливают в облако, хотя нормальные люди давно уже так не делают.
– Что, прости? – я подхожу ближе и через ее плечо заглядываю в монитор.
– Смотри: в полиции считают, что она сбежала, во что-то ввязалась и бросилась с моста, правильно? – Эш думает, что пояснений требуют показания видеокамер, а не ее собственные весьма преступные действия. – В таком случае место, откуда она прыгнула, должно находиться недалеко от места, где ее нашли, ведь если бы ее долго несло течением, она бы просто-напросто утонула. Временной интервал между прыжком и появлением буксира тоже не может быть слишком длинным, иначе она умерла бы от переохлаждения. Вот я и подумала: почему бы не поискать ее на записях камер видеонаблюдения? Вряд ли полиция догадалась их проверить.
– Эш… – во мне борются страх и любопытство, – ты крякнула базу данных округа Вестминстер?
– Только хранилище записей с камер видеонаблюдения, – ухмыляется она. – И то частично. Впрочем, если хочешь снизить стоимость аренды вашего дома, самое время об этом упомянуть.
– Это наш дом, мы его не снимаем.
– Мажоры, – рассеянно дразнится она.
– Ни фига себе, – говорю я, наблюдая за тем, как она бегает пальцами по клавиатуре.
– Ага. – Она возвращается к видеозаписям, переводя взгляд с одного монитора на другой. Она выглядит не то чтобы радостнее, а… раскованнее, что ли, расслабленнее, чем обычно. Мне еще не доводилось видеть ее такой. – Я в этом шарю. Загвоздка в том, – продолжает она, – что я просмотрела шесть часов видеосъемки вплоть до того момента, когда ее нашли, – и не один раз, – но Наоми нигде не видно. Она не появлялась в том радиусе, с которого можно прыгнуть с моста и не утонуть. А это значит…
– Что их теория неверна. – Я сажусь на краешек ее кровати.
– Именно. – Ее пытливые глаза изучают мое лицо. – Я могу тебе доверять?
– Да, – говорю. – Думаю, да.
– Я проверила и записи с камер, зафиксировавших ее перед самым исчезновением. В три часа ночи она шла по направлению к станции метро «Воксхолл», затем скрылась под железнодорожным мостом. Больше Наоми никто не видел, пока два месяца спустя ее не выловили из Темзы.
– Жуть, – говорю я. – Но мы все это и так знали.
– Тут может быть только одно логическое объяснение: под мостом она села в машину, – говорит Эш.
– Но копы проверили все машины, заезжавшие в тоннель с обоих концов, – напоминаю я. – Между тремя часами ночи и утренним часом пик их было всего десять, и одна из них была полицейской. Всех водителей допросили и отмели.
– Тут какая-то ошибка. – Эш бросает взгляд на застывшее изображение сестры на одном из мониторов. На Наоми летнее платье и кроссовки. Она спокойно заходит в темный тоннель под мостом. С ней никого нет. – Иначе и быть не может. Один из водителей солгал.