- Ы? – трактирщик вопросительно посмотрел на своего товарища, но тот лишь тряхнул мальчишкой, как хозяйка пыльным половичком, и досадливо прогудел:
- Брешет щенок. Папаша за своего наследника никаких денег не пожалеет.
Клим недовольно потеребил передник, глядя на извивающегося и хрипящего мальчишку. Отступать, само собой, уже глупо, парень их видел и всенепременно при первом же удобном случае властям сдаст. А те и так излишнее любопытство к скудному трактиру проявлять стали, через день наведываются, хорошо, человек прикормленный заранее о гостях сообщает, чтобы, упаси господь, конфуза не вышло.
- А точно заплатит купчина? – маленькие глазки трактирщика двумя острыми жалами впились в лицо Прохора.
- А куда он денется, - зло усмехнулся кучер и словно мешок овса перекинул Всеволода через плечо. – А заупрямится, так мы ему кровавую весточку пришлём, враз шёлковым станет. Ну так чего, в подпол мальца?
Клим потеребил тощую козлиную бородёнку, а потом махнул рукой и суетливо, как-то боком двинулся в самый тёмный угол трактира, на ходу бросив:
- Пасть щенку заткни, чтобы не вопил, да цепь проверь, а то прошлый гость, дикарь, чуть скобу из стены не вывернул.
- Не умеют люди себя вести в приличном обчестве, - покачал головой Прохор, вытаскивая из-под кушака платок и комом засовывая его Всеволоду в рот. – А ведь такой приличный человек был, образованный, в сундуке, почитай, одни книги, а чуть весь подпол не разнёс.
- Штудент, - сплюнул трактирщик брезгливо, - в кошеле сплошная медь, а гонору столько, что впору генералам одалживать!
Продолжая обсуждать неведомого студента, который оказал разбойникам яростное сопротивление, мужчины дошли до тёмного угла, где нарочно никто и никогда не убирал грязь. Клим воровато огляделся по сторонам, прислушался, угрожающе прицыкнув на громко сопящего кучера, после чего вытер потное лицо чуть дрожащей рукой и прохрипел:
- Порядок. Спускай мальчишку вниз, да цепь проверь обязательно!
- Помню, - сипло проворчал Прохор, медленно спускаясь в непроглядную темноту подпола. – Слышь, ты хоть свечку подержи, не пса же не видно!
- А пса у меня и нету, - хохотнул хозяин, но, услышав сдавленное рычание подельника, торопливо добавил, - ладно, не рычи, запалю огарочек.
Трясущийся, словно дрожащий от страха или холода огонёк заплясал по подполу, выхватывая из темноты то осклизлый тёмный пол, то шершавые стены в каких-то неприятных бурых потёках, то неровные ступени, круто уходящие вниз. Всеволод тоненько заскулил от страха и отчаянно рванулся к свету и свободе, которых его собирались лишить.
- Цыц, пострелёнок, шею свернёшь, - проворчал Прохор, в самый последний момент удерживая мальчишку. – Не рыпайся, не рыпайся, всё одно бесполезно. Сидеть тебе тут, касатик, пока папенька твой нам деньги не отдаст.
Всеволод печально поник. Он знал, каким-то глубинным чутьём понимал, что платить за него никто не станет.
- Вот и молодец, вот и умница, - бурчал кучер, сваливая мальчика у стены и ловко цепляя ему на запястья тяжёлые, скользкие браслеты, - посиди тут, а как папенька твой денежку нам пришлёт, так мы с тобой и дальше поедем. Школа она что, она ить никуда не сбежит, верно? И ты теперь, соколик, никуда не сбежишь, зря Клим лаялся, крепко цепи держатся. А будешь хорошим мальчиком, так я тебе огарочек оставлю, книжку принесу со сказками. Любишь сказки-то?
Всеволод отвернулся, незряче уставившись в угол.
- Ишь ты, какой, - недобро протянул Прохор, - от горшка два вершка, а норовистый! Ну да ничего, у нас в подполе и не такие шёлковыми становились.
Продолжая что-то негромко бурчать себе под нос, кучер медленно поднялся наверх. Усилием воли Всеволод не следил за ним, продолжая угрюмо таращиться на бурое пятно на противоположной стене. Непреклонно бухнула тяжёлая крышка, проскреблось по полу что-то тяжёлое, наверно, сундук, отсекая мальчика от света и свободы. Всеволод судорожно вздохнул, кое-как вытащил изо рта тряпку и мстительно отшвырнул её прочь, храбро вскинул голову, глядя в непроглядный мрак. Темноты мальчик боялся всегда, чувствуя в ней присутствие каких-то, далеко не всегда дружелюбных, теней.
- Глупости это всё, никого здесь нет, - прошептал Всеволод, унимая дрожь и тщательно подражая голосу отца.
Подражание, к слову сказать, не удалось: голос дрожал и прерывался, руки заледенели, словно браслеты, висящие на запястьях, высасывали из пленника тепло.
- Меня спасут, - прошептал Всеволод, - отец… - серые глаза мальчика зеркально сверкнули, голос стал резким и чётким, - да не будет он меня спасать. Ему деньги всего дороже. А мамаша та даже доплатит, лишь бы от меня избавиться, самой руки не испачкав. Не нужен я им.
Всеволод замолчал, судорожно всхлипнул, пытаясь совладать со слезами, но те уже солёными ручьями прокладывали дорожки по щекам. Ещё раз всхлипнув, мальчик уткнулся лицом в колени, его худенькие плечи затряслись от безмолвных рыданий.
***