Зеркальщик. Счастье из осколков

Заперев мальчишку в подполе, Прохор основательно подкрепился в трактире, старательно не замечая нетерпеливого покашливания и весьма выразительных намёков Клима. Ему-то что, он будет в тепле и сухости дома сидеть, самое худшее, что с ним может случиться, – это стражники мальчонку обнаружат, так Климка бахвалился, что у него стража ручная, смотрит, куда он прикажет, лишних вопросов не задаёт. А ему, Прохору, шкурой рисковать, барину о похищении сына сообщать. Как-то ещё Михаил Никитич на вести худые отзовётся, голову бы не снял, как в старину правители с гонцами, принесшими дурную весть, поступали!

Прохор решительно опрокинул в себя остатки обжигающего пойла, которое ушлый трактирщик выдавал за иноземное вино, крякнул, вытирая рот рукой, и неуклюже поднялся из-за стола:

- Пойду я, пожалуй.

- И то правда, - засуетился Клим, поспешно поднимаясь и непрестанно потирая руки, - поезжай. Пока то да сё, а время в нашем случае самые настоящие деньги. Да смотри не продешеви, касатик.

- Может, вместо меня поедешь? – усмехнулся кучер, поправляя пояс. – С барыней познакомишься. Она у меня баба суровая, чисто ведьма, прости господи.

- Ни-ни-ни, - замахал руками, словно ветряная мельница, трактирщик, - я ведьм сызмальства боюсь. Бабка на ночь такие ужасти про них рассказывала, я до сих пор под подушкой серебряный ножик держу.

Прохор хмыкнул и вышел из трактира, звучно бухнув дверью. Климу он не поверил, тот, пройдоха, ни неба, ни тьмы не боялся, и душу бы продал не задумываясь, коли бы покупатель сыскался.

- Ну что, лошадка, поехали до дому, - прогудел кучер, охлопывая застоявшуюся лошадь, - понесём барину вести худы о сыне, разбойниками лютыми утащенном.

Продолжая что-то бурчать себе под нос, Прохор взобрался на облучок, громко свистнул, и карета помчалась прочь от трактира. Не прошло и получаса, как кучер остановил экипаж перед парадным крыльцом двухэтажного белого особняка. На крыльце стояла Анфиса, недовольно кривя губы и что-то сердито выговаривая стоящей перед ней хорошенькой горничной. Девушка смущённо теребила кончик безупречно чистого передника, не смея даже глаза поднять на строгую госпожу.

- Надеюсь, ты меня поняла, - барыня бросила быстрый взгляд на сползающего с облучка Прохора, - всё, ступай.

- Да, барыня, - прошелестела горничная и торопливо скрылась в доме.

- Бестолочь, - прошипела Анфиса и резко повернулась к кучеру, который хотел незаметно проскользнуть мимо неё. – А ты почему так быстро приехал?!

Под этим тяжёлым взглядом угольно-чёрных, бесовскими огнями полыхающих глаз лгать было совершенно невозможно, но Прохор всё-таки рискнул попробовать.

- Не вели казнить, матушка, - дурным голосом взвыл кучер и бухнулся на колени, - не сберёг я кровинку твою, украли барчука нашего разбойники лютые!

- Да не ори ты, - шикнула Анфиса, быстро поворачиваясь к дому и пристальным взглядом окидывая окна: не прячется ли кто за тонкими шторами, не услышал ли воплей недоумка-кучера. – Ступай за мной!

Прохор замялся, комкая в руках сорванную с головы шапку:

- Мне бы к барину…

Женщина метнула две острые молнии, зло усмехнулась, услышав вскрик страха и боли, и процедила, выделяя каждое слово:

- Я сказала: ступай за мной!

Делать нечего, Прохор с трудом поднялся на ноги и последовал за барыней, старательно заглушая трусливый внутренний голосок, который настойчиво советовал бежать. Куда бежать-то? Эта ведьма и из-под земли достанет да обратно в землю и закопает, причём по частям.

Анфиса привела кучера в летнее крыло дома, втолкнула в небольшую комнатку, где в знойное время суток спали слуги, и плотно закрыла дверь, ещё и собой, змея, прижала, чтобы точно никуда не делся.

- Ну, - женщина недобро усмехнулась, - говори, что там с этим щенком приключилось? Да не вздумай врать, я тогда из тебя живого жилы драть буду!

«И ведь будет», - с ужасом понял Прохор и опять бухнулся на колени:

- Не вели казнить, матушка! Всё как есть расскажу, ничего не утаю!

Во время исповеди кучера Анфиса стояла неподвижно, лишь по губам её нет-нет да и скользила злая усмешка.

- Значит, щенку из того подпола не выбраться? – деловито уточнила женщина, когда Прохор замолчал, тяжело дыша и облизывая пересохшие губы.

- Никак не выбраться, матушка. На цепи он сидит, да и дверь в подпол сундуком закрыта. Сам он его ни в жисть не поднимет.

И опять красивые губы Анфисы исказила злая волчья ухмылка.

- И сколько вы хотели с моего мужа за жизнь мальчишки стрясти?

Кучер замялся, терзая несчастную шапку. К счастью, женщине ответ был и не нужен, она помолчала, что-то обдумывая, а потом деловито, словно речь шла о покупке жемчужных серёг или посадке розового куста перед окном, произнесла:

- Плачу вдвое больше, если к вечеру принесёшь мне убедительное подтверждение того, что мальчишка мёртв.

Прохор гулко сглотнул:

- Дык мне что, голову ему отрезать?