Зеркальшик

Что мне было делать с загадочными намеками на ars transmutationis, lumen animae или materia prima, которые, как я понял из текста, назывались также massa confuse, или же начальной составляющей, необходимой для изготовления философского камня? Это пытались делать многие, даже набожные монахи, не вступая при этом в конфликт с Церковью и не вызывая подозрений в попытках завоевать весь мир.

Намного больше взволновал меня отрывок о ponderatio — это слово мне никогда прежде не доводилось слышать. Если я правильно понял, оно означало метод чудесного исцеления болезней, а также людей, ставших жертвами колдовства. Если бы я до конца понял описание, то сегодня охотно бы поделился с вами, но я так и не узнал ничего, кроме того что в первом случае на чашу весов кладется больной и его натирают смесью из экстракта лапчатки, красавки, аконита, поручейника, масла и крови летучей мыши. На другую чашу весов кладут различные дары, чтобы они весили точно так же, как больной. Затем выходил чудо-целитель, произносил магическое изречение, и весы наклонялись в одну или другую сторону. Если вниз опускался больной, это значило, что он был полон доброго гения и выздоравливал. Но если же вниз опускалась чаша весов с дарами, несчастный должен был умереть.

Пока все хорошо. Не знаю, нужно ли быть ученым для того, чтобы изобрести такую глупость. По крайней мере, это не наказуемо, в противном случае нужно было бы бросить в тюрьму добрых полмира.

Я только спрашивал себя, какое все это имеет отношение к истории Иешуа, или Иисуса, которую рассказывал мне Глас.

И все же то, о чем поведал ночной посетитель, не давало мне покоя. Я не знал, кому верить больше, чужаку, который пришел ко мне ночью, или же Гласу, Фульхеру фон Штрабену.

Озадаченный, словно левитирующая монашка, я долго искал ответ на этот вопрос, и, конечно же, от Аделе не укрылось мое беспокойство. Аделе была опытной женщиной, как для меня, даже чересчур опытной; по крайней мере, она избегала задавать мне вопросы и не пыталась вникнуть в мои мысли. В конце концов я сам спросил ее, не кажется ли ей мое поведение несколько странным.

— Ну конечно же, — ответила Аделе. — Если тебя что-то волнует, ты непременно мне расскажешь.

Почему, спросил я себя, она не хочет мне помочь? Почему не поддержит меня в этой тяжелой ситуации?

Нерешительно, однако повинуясь внутренней потребности, я рассказал ей о ночном госте и о том, что теперь я не знаю, кому верить.