После этих слов переводчица поднялась с колен, изящно придерживая юбку, и вновь скрылась за ширмой. Раздался шорох шнура и механический скрип. Поначалу Юстас не заметил никаких изменений, но спустя несколько мгновений разглядел, что из левой стенной панели выдвинулось зеркало. Озадаченный, он покрутил головой и понял: весь кабинет пронизан системой скрытых зеркал, которые вывернулись из своих ниш, чтобы императрица могла видеть просителей, не выходя из укрытия.
«До чего же она запугана, – невпопад подумалось ассистенту герцога. – Вряд ли все эти манипуляции продиктованы только местным этикетом».
И тут, под каким-то немыслимым углом, в самом конце зеркального коридора, в узком, как лезвие косы, лоскуте он увидел ее белое лицо. На вкус Юстаса, она не была так сказочно красива, как он привык слышать. Не слишком выразительные черты и правда придавали ей сходство с полной луной, на диске которой кто-то красной и черной тушью наметил женский образ. Она отражалась в полуанфас: вишневые губы поджаты, в темных глазах ничего, кроме тревоги. На месте сбритых бровей значились лишь красные точки, так что сложно было понять, хмурится ли Юэлян. Еще пара секунд – и все исчезло, зеркала вернулись в свои ножны, захлопнулись деревянные панели.
Покосившись на герцога, Юстас осознал, что тот не видел императрицу. От этого у Андерсена возникло ощущение, будто он совершил нечто запретное, непристойное. В то же время неожиданно для самого себя Юстас понял, что Фердинанд Спегельраф проиграет. Слишком он нелюбопытен, закостенел. Именно отсутствие гибкости и непоколебимая уверенность в своей правоте подводили его раньше – в чужой стране они его сокрушат.
Едкий мороз начал расползаться по коже, когда Юэлян заговорила вновь:
– Я не дам вам возможности льстить и уверять меня в неизменности ваших намерений. Это было бы слишком самонадеянно с моей стороны. Слова, тем более сказанные женщине, мало чего стоят. – Юстас заметил, что она почти кокетливо пожала плечом. – Вместо этого, прежде чем я позволю вам начать воплощать ваш план, вы исполните мою волю. Пять желаний, если вам угодно. Так я пойму, насколько велика ваша преданность цели и мне.
Герцог Спегельраф не ответил, только приподнял бровь, дожидаясь разъяснений.
– Вы, как я поняла из вашего рассказа, преуспели в искусстве придворных игр – интригах и шпионаже.
– В дипломатии и разведке.
– Это одно и то же, – отрезала императрица. – В любом случае, задания будут из этой сферы. Какие бы слухи ни ходили, я должна быть уверена в вас, а вы – в деталях своего плана.
– Это мудрое решение, ваше величество, – кивнул Фердинанд, бросив взгляд на Юстаса. – Как я догадываюсь, в детали будущих поручений вы нас не посвятите?
– Не сегодня. Сегодня – никаких скучных подробностей. – Тон Юэлян становился все более оживленным и легкомысленным, будто ее развлекала идея, которой она загорелась. – Скажу только, что вам понадобится новый элегантный гардероб. В противном случае во Дворце Лотоса вы будете смотреться не как кантабрийские атташе, а как два старьевщика.
– Я вас услышал, госпожа. Но позвольте заметить – какими бы бесценными сведениями я ни обладал, с течением времени все может измениться и они будут уже не так полезны. Так сколько дней займет выполнение ваших заданий?
Юэлян хохотнула, будто он удачно сострил.
– А это зависит только от вас, герцог, только от вас.
Вечер показался Юстасу опасно душным, потому перед тем, как лечь спать, он не без труда отворил непривычные в своей конструкции окна. И теперь, поднимаясь из глубин сна, чувствовал, что окоченел: ночью прошел дождь, занавеси из невесомого муслина вздымались и опускались на волнах ветра. Птицы в императорском саду старались перещеголять друг друга в изощренных трелях, а солнечный свет щекотал сомкнутые веки Юстаса горячим пером. Он поморщился. Восточное крыло Дворца Лотоса, предназначенное для гостей двора, явно имело как достоинства, так и недостатки.
Одеяло сбилось грудой в ногах и тоже остыло, и Юстас рассудил, что далее оставаться в постели не имеет смысла. Продолжая жмуриться, он нащупал ткань халата и накинул его на плечи. Доски пола были до того гладкими, что Андерсен невольно скользил по ним, пока добирался до умывальника и колокольчика, призывающего слуг. Через несколько суетливых минут он уже наслаждался свежесваренным кофе, который подавали здесь на кантабрийский манер – в крошечных фарфоровых чашках, без сахара и сливок. И, потягивая восхитительную горечь – несравнимо лучшего качества, чем он мог позволить себе в Хестенбурге, – Юстас осознал, как быстро привык к роскошной жизни при дворе.
Даже костюмы, щедро предоставленные императрицей, хоть и отличались от сшитых в Кантабрии какой-то неуловимой неправильностью деталей и кроя, но нравились ему определенно больше привычных. Вопрос был только в цене.