– О, Пер, – горестно вздохнула девушка. – Бедный мальчик. Надеюсь, что смогу ему помочь уличить этого подонка Гауса.
– Это дело второстепенной важности.
– Но бездомные дети!..
– …не сделают вам блестящей журналистской карьеры, поверьте.
Олле проводил взглядом тучную бонну с многочисленным выводком мелюзги в матросках. В ее мощных руках была корзинка для пикника.
Девушка набрала побольше воздуха для гневной отповеди, но вдруг передумала:
– Я не стану с вами спорить, пока не выслушаю.
– Разумное решение! Я, в свою очередь, не стану ничего рассказывать, пока мы не перекусим.
Лоток с синим тентом нашелся быстро, и улыбчивый бородач ловко наполнил бумажные конусы излюбленным лакомством жителей столицы – жареной рыбой с коричневым уксусом. Олле галантно проводил девушек к скамейке под сенью платана и сам уселся посередине. Пока те уминали уличную еду – фрекен Стерн деликатно облизывала пальцы, а Анхен демонстративно вытирала их о штаны, – он изложил суть дела. Анхен, правда, все время мешала повествованию: стоило Миннезингеру заговорить стихами, как она наступала ему на ногу.
– Один вопрос, – наконец заговорила новая знакомая. – С чего вы взяли, что убийство шефа Роттенмайра связано с тем, на верфи?
– А у вас что, не бывает предчувствий? – Олле развел руками. – Сполохов озарения? Нет?
Девушка смяла промасленный кулек и положила рядом с собой на скамейку.
– Мы называем это чутьем. Но мне кажется, что вы недоговариваете.
Миннезингер улыбнулся ее проницательности.
– Я был там в ночь после убийства. Я слышал очевидцев и препаратора. Было в том деле что-то такое… театральное, показушное. Убийца хотел, чтобы все выглядело так, а не иначе. Словно капризная девица.
– А еще он стер руны, – буркнула Анхен в сторону.
Олле схватился обеими руками за левый лацкан пиджака:
– Ягненок, я уж думал, ты онемела! Какое счастье! Молви еще хоть словечко!
– Постойте! – Фрекен Стерн вскочила на ноги. – Вы сказали – руны?! Они были там?..
– И он их стер.
– Господа! – Журналистка заломила пальцы, залихватски щелкнув суставами. – Это в корне меняет дело.
Ее карие глаза вспыхнули азартом, уголки губ приподнялись, и она стала почти красавицей.
– Что ж, пришла пора и мне открыть карты. Я считаю, что мы имеем дело с убийцей не двух, а трех человек. Очень значимых личностей. – Она заметалась вдоль скамейки, будто на привязи. Стальные набойки каблучков громко цокали о камень. – Сначала глава Зодчих под памятником Мейера, затем Роттенмайр, а теперь и это! Надписи были везде. О, если бы вы не стерли эти проклятущие руны возле шефа, все давно бы уже догадались… Какой материал!
Олле и Анхен переглянулись: журналистка действительно знала куда больше их.
– Так вы беретесь, фрекен Стерн?
Она схватила его за руку и пару раз энергично тряхнула.
– Конечно! Кто откажется от такой истории! И… – Она вновь покосилась на Анхен с откровенной неприязнью. – И зовите меня Хелена.
Первым в списке неведомого убийцы оказался глава Дома Зодчих Фридрих Кеппель. По крайней мере, по убеждению Хелены, именно с него началась череда странных смертей в Хестенбурге. Его тело обнаружили на складе, придавленным трехметровым памятником Жоакину Мейеру. Особенно ироничным казался тот факт, что монумент был готов к установке за неделю до этого, но событие отложили в связи с гибелью президента. А уж после трагического инцидента – отменили вовсе.
– Он так и лежит там, – поведала Хелена. – Оттащили к стене и прикрыли брезентом.
Президенты умирают, памятники падают, черепа лопаются, если на них обрушить что-то тяжелое. Все это события вполне обыденные, а потому не вызвали бурной реакции в прессе. Вышел некролог в «Хестенбурге сегодня» и бредовый очерк о неприкаянной душе, вселившейся в бронзовое тело Мейера, – в какой-то мелкой газетенке, кормящейся сплетнями. Полиция быстро закрыла дело, признав очередным несчастным случаем. Тысячи их.
– Если бы не одно но…
Вторая их встреча, к которой девушка собрала и упорядочила всю имевшуюся информацию, прошла уже в кафе – после пары солнечных дней зарядили дожди. Вода вколачивала сажу в камни и уносила угольный прах в море. Дышать стало легче. Кафе было очень шумным и грязным, что оказалось как нельзя кстати. В такой суматохе, бесконечном гвалте со всех сторон и табачном дыму, на который можно было топор вешать, никто не стал бы прислушиваться к их беседе.
Сделав интригующее заявление, Хелена запихнула в рот большой кусок яблочного штруделя.
– Кровищи там было просто море! – С восторгом продолжила она, прожевав. – А вот рядом с лужей была замечена пара странных черточек. Ну, как замечена… Сначала кто-то углядел, а потом затоптали. Так вот, я думаю, то были руны. Только убийца не рассчитал, что их тоже потом зальет. Зато во второй раз он стал гораздо осмотрительнее, тщательнее приготовился и осуществил задуманное. Крови почти не было – в момент отсечения руки Вильгельм был уже несколько часов как мертв. Руны были выписаны чуть поодаль, но на видном месте. Убийца учел почти все.
– Кроме того, что я уничтожу столь дорогую его сердцу деталь.