Зерно А (СИ)

  - Дзинь-дзинь, - Бомбер достал из кармана ручку и написал на салфетке свой номер телефона. - Буду ждать. Хотите виноградинку?

  Я качнула головой, взяла салфетку и сунула в карман джинсов. Все как в тумане.

  - А поцелуйчик на прощанье?

  - Я позвоню.

  С видом, будто ничего более замечательного прежде ему не приходилось делать, Бомбер положил в рот белую виноградину, сомкнул мощные челюсти и виноградный сок брызнул мне в лицо. Уна Бомбер широченно ухмыльнулся, не переставая жевать.

  - Позвоню, - повторила я и встала.

  В вестибюле я налетела на Эдуарда. Он обнял меня, тем самым не позволив свалиться. Я оказалась прижата к его груди, ощутила исходящее от него тепло, его сердцебиение, дыхание. От Эдуарда пахло дорогим парфумом и зимой.

  Я обняла его. Второй раз меньше чем за два дня. За пять лет.

  Как любила говорить моя бабушка: 'Рождается человек - рождается судьба'. И знаете что? Бабушка была права. Вы думаете, будто знаете, что произойдет с вами завтра, через месяц, пару лет. Строите планы на будущее, откладываете многие дела на 'потом'. А что, если не будет этого 'потом'? А что, если все планы раскрошатся, подобно диско-шару в 'Сладком Зубе'?

  Если бы кто-то еще неделю назад сказал мне, что я стану коматозником, 'приобретением' Уна Бомбера и буду стоять посреди отнюдь не пустого вестибюля 'Ананасов в шампанском' в обнимку с Эдуардом, я бы непременно подняла этого фантазера на смех.

  Если бы этот фантазер заключил со мной пари, он бы, черт побери, выиграл его.

  - Что с тобой? - спросил Эдуард.

  Я отстранилась от него, сделала два шага назад.

  Наши глаза встретились. Он улыбнулся уголками губ, и это было так просто и элегантно, что я не смогла не улыбнуться в ответ, хотя моя улыбка и подавно не была столь же приятной.

  Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал спокойно:

  - Я ждала вас.

  - Мы опять на 'вы'?

  - Я имела в виду тебя и Макса, - я кивнула на парня за его спиной. - Я устала и хочу уехать.

  - Я приезжаю, ты уезжаешь. Второй раз за сегодня.

  - А что еще ты подсчитываешь?

  - О чем ты?

  Нет, мне не показалось - Эдуард понял, о чем я. Он тоже ставил черточки где-то там, у себя, всякий раз, когда мы, к примеру, касались друг друга. Как и положено неуместным мыслям, они мигнули и исчезли. Куда больше меня занимал тот факт, что за барной стойкой остался сидеть сам Уна Бомбер, наслаждающийся 'хорошим алкоголем и музыкой'.

  - О чем, о чем. О куриной печенке, естественно.

  - Макс, - позвал Эдуард.

  - Что, босс?

  - Остаешься с Маргаритой. А теперь - прошу меня извинить.

  Максим осклабился - рот корытом, как на приеме у стоматолога; на нижний ряд зубов налеплена розовая жвачка. Жуя жвачку, он чавкал. Эдуард нейтрально улыбнулся и прошел мимо. Я не посмотрела ему вслед, хотя очень хотелось.

  - Это он из-за куриной печенки так распсиховался? - нахмурилась я.

  Вообще-то слово 'распсиховался' не подходит Эдуарду, но именно оно скатилось с языка.

  - Нет, из-за любви и голубей. - Максим звякнул ключами с брелком Микки-Мауса. - Идем, принцесса.

   Глава 24

  Я приняла душ, переоделась в захваченные их дома майку и хлопковые штаны, и прошлепала босыми ногами в гостиную. Села на диван.

  Что дальше?

  Я чувствовала себя нарушителем, переступившим бархатный канатик и посягнувшим на раритетную мебель в магазине антиквариата. Так и сидела в тишине, не решаясь включить телевизор, боясь узнать последние новости. Нервно выкурив сигарету, сунула зажигалку в карман штанов, встала, выключила свет и растянулась на диване в полный рост.

  Уна чертов Бомбер дал мне номер своего телефона. Я должна позвонить ему, как только со мной свяжется обладатель зерна 'А' - такого же зерна, как и у меня. Предположительно, босс Церкви механизированных. Ну вот, я по бровные дуги в дерьме.

  Я нашла аспирин в аптечке над раковиной и водой из-под крана запила две таблетки.

  Когда, вновь растянувшись на диване, я закрывала глаза, на часах было начало двенадцатого ночи. В следующее, как мне показалось, мгновение циферблат высветил половину первого. Где мои полтора часа?

  Темно и тихо.

  Я лежала и никак не могла сообразить, что же выдернуло меня из дремы. Гостиная вдруг представилась мне пустым резервуаром. От тишины звенело в ушах. Но, кроме тишины, было еще кое-что - то, что заставляло воздух липнуть к моему телу, желудку, мозгу. Кончики пальцев онемели, нос чесался.

  Сквозняк коснулся ступней, забрался под хлопковые штанины. Чья-то рука опустилась на мое плечо, вторая сгребла в кулак майку у меня на груди, натянув ее так, что ткань больно врезалась в подмышки и угрожающе затрещала по швам. Свет бритвой полоснул по глазам.

  Александр Кудрявцев не потрудился переодеться с нашей недавней встречи. Перчатки цвета горького шоколада поскрипывали при малейшем шевелении пальцев. С Кудрявцевым был мордоворот в сером гольфе, которого я видела у пиццерии 'Вояж'. На затылке Серого Гольфа неизменно торчал лихой мальчишеский вихор.

  - Доброй ночи, Маргарита.

  Серый Гольф, похоже, и не думал отпускать меня. Переведя взгляд с его веснушчатого глубокоинтеллектуального лица на Кудрявцева, я спросила:

  - Чем обязана?