Зерно А (СИ)

  - Пусть разбираются. - Я сделала свою часть работы, доставила его целым и невредимым. Все, как и обещала: пара-тройка волосков, не более. - Деревский должен спеть свою песенку перед свидетелями, телевизионщиками... кем угодно, лишь бы это было зафиксировано. На его дальнейшую участь мне наплевать. Пусть он подплетает к делу хоть самого дьявола - все, чего я хочу, это получить назад свое доброе имя.

  - Само собой. Кстати, где Арина Деревская? Она сыграла не последнюю роль в этом спектакле.

  - Спектакль, - повторила я, и холодок стек по позвоночнику. - Арина не считала это спектаклем. И я склонна согласиться с ней. - Я показала Морозову свою седую прядь. Увиденное произвело на него впечатление. - А еще, как вы, наверняка, успели заметить, она распахала мое лицо.

  - Вы хотите сказать, что...

  - Что она уехала в неоплачиваемый отпуск, да.

  - Бог мой, - взгляд Юлия перебегал с царапин на моем лице на седую прядь и обратно. - Господи милосердный.

  Я пожала плечами. И ответила на читающийся в его глазах вопрос:

  - Спиритические штучки-дрючки.

  - Будем считать, что я ничего не слышал, - уголки рта Морозова дрогнули. Я не хотела пугать его больше. Потому что не могла поручиться, что не испугаюсь вместе с ним.

  - Как вам угодно.

  - Надеюсь, документация 'Темной стороны' в безопасности?

  Я кивнула, зная, что Гранин не подведет.

  Морозов был одет не по погоде, но так одеваются все, кто бывает на улице ровно столько, чтобы дойти от машины до офиса и наоборот. Сегодня, однако, ему пришлось изменить заведенному порядку вещей, и он нешуточно окоченел. Еще чуть-чуть, и можно будет струшивать иней с его ресниц.

  - Берегите себя, Маргарита.

  - Обязательно. До встречи.

  Ежась под порывами ветра, Юлий зашагал в офис.

  Я позвала Громова. Богдан обернулся. Я подняла левую руку с двумя оттопыренными пальцами в знаке 'мир'. Его верхняя губа поползла вверх: беззвучно, одними губами он обозвал меня 'сукой'. Моя улыбка стала шире. Я развернула кисть на девяносто градусов, одновременно загибая указательный палец, оставляя средний. Громов с отвращением смотрел на меня, потом отвернулся и зашагал вслед за Морозовым. За ним - Деревский в окружении четверых мужчин. Пока-пока, мальчики.

  Чак-Чак отвез меня домой. Он сказал, что заедет, как только загадочный коматозный босс сможет меня принять. Я смотрела на здоровяка и понимала, что спорить с ним - то же самое, что доказывать что-то трансформаторной будке. Он простой исполнитель. Ну, настолько простой, насколько может быть человек, заявляющий, что может сделать из вас горку костей.

  Забрав у соседки, которая при виде меня побледнела, позеленела и побагровела одновременно, запасной комплект ключей, я закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной.

  Волнение застряло в горле, словно мишура от новогодней елки. Знаете, та мишура, которые кошки съедят, а потом блюют, иначе мишура попадет в ее кишечник и распорет все кишки. Так вот, я была кошкой, проглотившей много-много праздничной мишуры.

  Стоя под душем, я дала волю эмоциям и расплакалась. Слезы смешивались с шампунем и щипали глаза. Хотелось просидеть в ванной до утра, ведь здесь тепло и вкусно пахнет, а в квартире холодно и пусто. Но я пересилила себя. Выключила воду, замоталась в полотенце и вновь стала Ритой Палисси.

  Я переоделась в шорты и майку и не заметила, как в ожидании звонка Чак-Чака заснула с телефоном в руке.

   Глава 32

  Мне снилось, как злобного вида орангутанг тычет мне в лицо пальцем и приговаривает: 'Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!' А потом орангутанг набирает в грудь побольше воздуха и начинает петь голосом Элвиса.

  Открыв глаза, я увидела... ничего. Чернота. Был момент паники, но потом я сообразила, что нахожусь дома, и что мне больше не угрожает никакой потусторонний урод.

  Из будильника гремело 'Вива Лас Вегас'. Скатившись с кровати, я прошлепала босыми ногами по полу и тюкнула кнопку будильника. Времени было 20:04. Мамочки, восемь часов сна!

  Плеснув в лицо холодной водой, я уставилась на свое отражение в зеркале. На месте царапин - розовые полосы; я осторожно согнула и разогнула пальцы на правой руке. Боли не было.

  Я и не заметила, как начала бездумно слоняться по квартире, перекладывая вещи с места на место и тут же забывая, что и куда положила. Многое в моей жизни за эти четыре дня обратилось прахом - катись, куда хочешь, поступай, как знаешь. Несмотря на то, что я уже который год жила по собственным правилам, именно в этот момент я почувствовала, как обрезаются все пуповины и меня уносит течением.

  Телевизор работал на беззвучном - месиво рекламы и улыбок, - когда заблеял телефон. Сердце билось как сумасшедшее.

  - Рита? Это ты?

  - Нет, не я.

  - Ну слава Богу! Кстати, Морозов хорош, сразу видно - мужик знает свое дело.

  - Гранин, я не могу сейчас...

  - А что я тебе говорил на счет Деревского? У него на лбу буквально было написано 'говнюк'! Теперь уж, когда его благоверная сделала ноги, он отгребет за двоих.

  - Не могу долго занимать линию. Я вешаю трубку.

  - Но кто взбесил меня, так это Наглая Рожа Громов! Черт меня раздери, если ему удастся выйти сухим из воды!