Зерно А (СИ)

  Все кабинеты похожи друг на друга. Этот не стал исключением. Но, согласитесь, далеко не в каждом кабинете вас ждет мужчина с перьями вместо волос на голове.

  Человек-Цыпленок приветственно развел руки. Он был в свитере, какие носят прилежные семьянины, бежевых брюках и мокасинах на тон темнее брюк. Сразу видно, дорогие тряпки.

  - Вы привели друзей! - Его голос - громкий, чистый и поддразнивающий в равных пропорциях - растекся по кабинету. - Я и надеяться не смел, что у нас сложится такая душевная компания! Проходите, проходите, пожалуйста, не стойте на пороге!

  Двадцать восклицательных знаков в конце.

  Мне вдруг до умопомрачения захотелось развернуться и бежать отсюда сломя голову.

  Вместо этого я сделала два шага вперед.

  - Быть может, представите своих друзей? - поинтересовался Человек-Цыпленок.

  - Нет.

  - Примерно такого ответа я и ожидал. - Он засмеялся низким, приятным смехом. - Ничего страшного, верно?

  Я оставила вопрос без ответа. Да, ничего страшного. Страшное будет потом, позже.

  Чак-Чак вертелся в большом белом кожаном кресле. Здесь вообще было много белого: стены, ковры, диван. И вот, собственно, белое кресло с оприходовавшим его лысым качком. Мне показалось, или Чак-Чак еще больше раздулся с момента нашей последней встречи? Рукава пиджака опасно натянуты на бицепсах; складывалось впечатление, что стоит ему согнуть руку, и раздастся треск рвущейся материи.

  - Если долго крутиться, Чак-Чак, можно блевануть.

  - У меня крепкий желудок, Палисси. - Он на миг замер - руки на подлокотниках из темного полированного дерева, - и посмотрел мне в глаза: - Я и не то делал, и потом не блевал.

  Чак-Чак выглядел непомерно расслабленным, словно только что вылез из горячей ванны. Просто продолжил вертеться в кресле. У меня не было иллюзий на счет этого бревна. Он не стал для меня хорошим малым, помогая мне с Деревскими и Громовым. Если ему прикажут, он убьет меня. Конец истории. Какие могут быть сомнения?

  Кроме нас пятерых, в кабинете не было никого. Это обстоятельство, как пугало, так и злило. Злости, впрочем, оказалось немного больше, и я ухватилась за нее, как за спасательную соломинку. Именно злости я была обязана громким и ровным голосом:

  - Я не буду ничего обсуждать, пока не увижу своего брата.

  - Ах, она опять за свое! Поразительная нетерпеливость! Разве Стефан не обещал вам этой встречи? Разве я не обещал?

  - Да, - согласилась я, - но с тех пор прошла чертова прорва времени. Вы уж поймите меня, капризную бабу, правильно: ну не могу я существовать в такой атмосфере и одновременно обдумывать вопросы, касающиеся моего зерна и его возможного попадания в ваш оборот.

  - Прошу прощения, Рита, но я не уверен, что вашим друзьям стоит знать тонкости наших с вами взаимоотношений.

  Эдуард сказал:

  - Конечно, стоит. У Риты от нас нет секретов.

  - Тогда вам повезло. Со мной она осторожничает. Выпьете что-то?

  - Не заговаривайте никому зубы. Нет, не выпьем.

  - Хм, а вот и второе 'нет'. Ко мне начинают закрадываться подозрения, что большинство ваших ответов сегодня будут такими.

  Я ухмыльнулась и пожала плечами.

  Что-то промелькнуло на лице Человека-Цыпленка. Что-то нехорошее.

  Чак-Чак прекратил вертеться в кресле. Воцарилась тишина, от которой звенит в ушах. В такой тишине сердцебиение кажется оглушительным.

  - Палисси, да ты рехнулась, - произнес качок почти нараспев и почти дружелюбно. Чертово 'почти' портило все. - Тебе горы золотые предлагают, а ты носом ворочаешь.

  - Я и не знала, что у тебя есть абонемент.

  Это озадачило бритоголового, и он притормозил:

  - Какой еще абонемент?

  - В городскую библиотеку, разумеется. Где бы еще ты разнообразил свой хреновый словарный запас? И, так уж и быть, я отвечу, почему ворочаю носом от непомерных благ, предлагаемых твоим господином. Слушай внимательно, Чак-Чак. Все до смешного просто: мой брат у вас. Можно ли при таком раскладе построить крепкие и доверительные отношения? Ответ: нет, нельзя.

  - Маргарита права, - неожиданно заявил Человек-Цыпленок. Чак-Чак к этому моменту сжимал и разжимал руки в кулаки и тяжело дышал, будто собирался взорваться. Жилы на его шее вздулись. - Это мое упущение. Я недооценил ее связь с братом. Гнусно с моей стороны держать ее в неведении. Особенно теперь, когда, боюсь, она уже приняла решение. Неверное решение.

  У меня дыхание перехватило.

  - Насильно мил не будешь.

  - Знаю, - вздохнул он. - Именно поэтому до последнего рассчитывал на ваше благоразумие. И вообще, насилие - это не по моей части.

  - А по моей, - издевательски пропел Чак-Чак и поднялся из кресла. Его пиджак был расстегнут. В руке на уровне бедра, как в каком-нибудь старом вестерне, он держал пистолет. - Опусти пушку, пирожок. Ты на прицеле.

  - Ты тоже, - парировал Эдуарда.

  - Нет, пирожок, ты не понял. Ты на прицеле, - выразительно повторил качок.

  И тут я поняла: целился Чак-Чак не в Эдуарда, а в меня.

  - Брось пистолет. Руки за голову. Только без глупостей, - прозвучал новый голос. Вернее, не такой уж и новый. Мне уже доводилось слышать его. Это был Григорий - господин Слеза.