Ну… И… Я даже приосанился, с надменной улыбкой глядя на смертную. Ничего! Сейчас-сейчас! Я уже прямо слышу эти визги восхищения! Еще бы! Сам бог провел тебя, смертную по своим владениям! Ни одна душа… Хм… За очень-очень редким исключением… Не удостаивалась такой чести!
— И что? Ты меня этим хочешь впечатлить? Серьезно? — смертная развернулась ко мне лицом, на котором читалось разочарование.. — Ты у нас за городом весной был? И что? Что здесь такого? Вот у нас поля, а это так…. Помню, как Игорь мне там цветы рвал. Ехали на машине, он остановился и…
Игорь? Еще и Игорь! Нет, ну я все понимаю, но…
— В этих полях живут души праведников! Те, что почитали богов и чтили предков! — важно изрек я, косясь боковым зрением на Катерину. — Не все удостаиваются милости попасть в поля Элизиума. Это — высшая моя милость.
— Высшая милость, это когда банк забывает о твоем кредите! — усмехнулась смертная. — Высшая милость, это когда застрявшие туристы доползли до консульства! А таких полей у нас за городом, хоть ушами ешь! Едешь — справа поле, слева поле! Не знаю, на счет Элизиума, а у нас это называется “Колхоз “Красная Звезда”.
Ааааа! Я молчал. Еще ни одна смертная… Да что там смертная! Даже богиня! Не могла сдержать свое восхищение при виде Элизиума! Колхоз- это что? Новая столица Колхиды? Надо будет уточнить…
Кони дернулись, а поток воздуха прижал ко мне смертную. Ничего-ничего! Сейчас я тебе покажу то, от чего у тебя волосы дыбом встанут! Он тебе еще долго будет снится! Лес Самоубийц! Кони остановились возле первых деревьев, на ветках которых висели те, кто решил оборвать свою жизнь раньше положенного срока.
— И что? — скрестила на груди руки смертная. — Хэллоуин уже прошел! Даже в гипермаркетах шарики новогодние появились…
— Это — лес самоубийц! — произнес я, видя, как среди деревьев мелькают души, так и не обретшие покоя. Они стонали, проклинали себя за малодушие, но я, как обычно, был глух к их мольбам.
— У нас весной каждая лесополоса — лес самоубийц! Открываешь криминальную хронику, а там — подснежники! То один, то второй… Потом третьего нашли… С кредитом… — вздохнула смертная. — Ой! Да это же тот лес, куда мы с Сенькой на шашлыки ходили! Вон! Видал пенек! Я на нем дрова рубила, пока Сенька костер разжигала и шашлыки из пакета насаживала! Отлично тогда посидели! Даже мусор убрали! Чего ты смотришь? Шашлык … Ну… Мясо маринованное на палочке металлической!
Спросить, чье мясо они ели в лесу самоубийц или спать спокойно? Впервые слышу о таком. Обычно это место навевает такой животный ужас на всех, что я даже не рискую его лишний раз показывать. Хорошо! У меня есть в запасе местечко, куда можно отвести неверующую! Не родился еще смертный, который не дрогнул перед Ахероном — великой рекой, в которой плавают души, зажавшие Харону два пятака.
Кони дернулись, колесница тронулась, а смертная прижалась ко мне. Мне хочется верить, что это ненадолго. Сейчас ее душа обледенеет от ужаса! Помню, даже Геракл дрогнул, а тут… Колесница приземлилась на берег, а я видел, как в черной воде мелькают души. Как в могучем потоке тянутся их полупрозрачные руки, взывая о моей милости…
— Ты экологов вызывать собираешья? — прищурилась смертная, свешиваясь с колесницы и внимательно разглядывая воду, — Ты глянь, сколько у тебя пакетов плавает! Фу! Мерзость-то какая! Нашел, чем хвастаться! У нас и то Уперта чище! А-то плаваешь, плаваешь, оп! А к ноге пакет прицепился!
— Это души! — взревел я, теряя терпение, и чуть не метая молнии из тьмы в смертную, — Те, кто не смогли заплатить Харону за переправу! А вот кстати и переправщик.
Харон подплывал медленно, давая возможность смертной разглядеть все в мельчайших деталях: рваный балахон, светящиеся глаза в капюшоне, скрип растрескавшегося весла и старую лодку, сохранившую на себе отпечатки ногтей душ из Ахерона.
— Итить мать! — выдохнула Катерина, а я обрадовался тому, что наконец-то хоть что-то смогло пронять ее. Ну непрошибаемая! Тоже мне, пакеты! — Мужик!!! Тебе срочно в трудовую инспекцию надо! Вот прям срочно-срочно!
Куда-куда ему надо? Смертная развернулась в мою сторону, а ее глаза полыхали гневом.
— Ты посмотри до чего довел бедного работника! — отчитывала меня жрица, — Кожа да кости! Одни глаза! А в каких условиях работает? Посмотри, лодка развалилась, весло треснуло. Слышишь? Слышишь как он кашляет! Сквозняк! Ты ему еще за вредность доплачивать должен! И за сверхурочные!
— Харону платят смертные, — на автомате ответил я, сам от себя не ожидая, что начну оправдываться, — У него нет кожи! Одни кости! И вообще, даже если я и решу ему платить жалованье, то куда он его будет тратить?
До нас донесся загробный смех перевозчика, я посмотрел на эти кости нехорошим взглядом, и смех притих.