Зет

— Я, — сказал Пломарис, — в тот день в четыре часа тридцать пять минут после полудня пошел к себе на службу, чтобы произвести вечернюю поверку жандармов. Дежурный офицер сообщил мне, что по случаю митинга сторонников мира я и мой коллега Кукос назначаемся в наряд и каждому из нас придается пятеро жандармов. В нашу обязанность входило не наблюдение за левыми, а предупреждение воровства и прочих уголовных преступлений в районе, где проходил митинг, и мы обязаны были явиться в штатском. Услышав об этом внеочередном наряде, я страшно разозлился — конечно, в душе, — считая, что для него не требуется столько людей — два офицера и десять жандармов! В это время в участок зашел Маврулис. Я был, как говорилось выше, в запале. «Опять загоняете нас на митинг. Это дело Главного управления безопасности», — заявил я ему. Маврулиса нетрудно вывести из себя, он любит покричать. «Значит, только нам заниматься борьбой с коммунистами?» — набросился он на меня. «Чего ты разошелся? Разве я коммунист?» — вскипел я. Вот все, что было сказано, хотя Мастодонтозавр утверждает совсем другое. А как доказательство того, что мы с Маврулисом тогда не сцепились, могу прибавить: потом, насколько мне помнится, я угостил его кофе.

— Я, — сказал пятый офицер, — ничего не знаю... Не знаю, кто... Неправда, что... Не знаю, были ли... Мастодонтозавр не особенно преследовал коммунистов. Он относился к ним довольно снисходительно: коммунистам — мелким собственникам давал разрешения на торговлю и не возражал против выдачи паспорта коммунисту Платонасу Одипоридису, который выехал в Россию для лечения порока сердца.

— Я, — сказал шестой офицер, — в среду, поскольку рынок был закрыт, занимался на улице вылавливанием воров и розысками Дракона. В участок я зашел лишь через несколько дней по своему личному делу, для встречи с человеком, продающим квартиру, которую я хочу купить. Относительно происшедших событий я, конечно, перекинулся парой слов с капитаном. Но явная ложь, будто я сказал, что меня интересует Мастодонтозавр, а не Маврулис.

— Я, — сказал седьмой офицер, — в тот вечер был на службе, и за мной зашел капитан в отставке Пулопулос, чтобы вместе со мной пойти в гости к Костасу, священнику церкви Явления Богородицы, у которого накануне были именины, а также к одной знакомой по имени Элени, которая накануне тоже была именинницей. Так как и мою жену зовут Элени, я не мог их вовремя поздравить. Проходя по улице Гермеса, я действительно видел Мастодонтозавра, приветствовавшего меня такими словами: «Добрый вечер, господин Полихронос». — «Добрый вечер», — ответил я, садясь в автобус. Неправда, будто я сказал ему: «Пусть их как следует вздуют». Было всего полвосьмого, и митинг еще не начался. В конце концов, мы с Пулопулосом никого не застали дома, ни священника — он ушел на крестины, ни тетушки Элени — она решила сходить в кино. Но мы просидели у нее дома до половины двенадцатого, дожидаясь ее возвращения.

— Я, — сказал восьмой офицер, — знаю, что Гевгенопулос был на митинге, по крайней мере вначале, и даже купил ремень с медной пряжкой в киоске недалеко от профсоюзного клуба.

— Я, — сказал девятый офицер, — утверждаю, что неправда... А также неправда, будто я видел, как Маврулис вертелся волчком на площади, где был митинг, и указывал на коммунистов.

— Я, — сказал десятый офицер, — прочитав объявление о переносе митинга в другое место, не смог туда пойти, так как был в штатском и направлялся в ресторан «Серраикон», где пообедал жареным зайцем, приготовленным хозяином специально для меня.

8

«Следователь уехал учиться в Париж как государственный стипендиат. Прокурор умер от болезни сердца. Хадзис и Никитас попали в тюрьму, обвиненные бывшим префектом в клевете. Офицеры жандармерии были переведены в тихие провинциальные городишки, где много зелени и мало дел. Наступила осень 196... года. Три с половиной года мы тоскуем по тебе. Три с половиной года король Константин изучает приемы японской борьбы. Он начал с джиу-джитсу, потом занимался дзюдо и вот уже год, как постигает тайны замечательного карате. Вот уже год, как сменилось правительство. Последнее время я чувствую себя какой-то опустошенной. Я живу в той же самой комнате и вижу напротив тот же самый дом. На балконе третьего этажа прежде каждый день сидела старушка и смотрела в бинокль; недавно она умерла. Теперь этот дом красят. Рабочие с утра до вечера распевают песни. Противоположный флигель, крытый нагревающейся на солнце черепицей, разделяет со мной одиночество. Начинающийся судебный процесс прояснит, возможно, многое, возможно, немногое. Значение имеет не столько результат, сколько сама процедура. Остается установить, кто ударил тебя ломом. Кто приказал тому, который приказал другому, который приказал третьему ударить тебя ломом. Балконы на той стороне улицы красят в красный цвет. Я дрожу. Зуб на зуб не попадает. Больше я не буду писать тебе писем».

Василис Василикос

Фантастическая хроника одного убийства

Перевод с греческого Р. Титовой

Москва. Издательство «ПРОГРЕСС», 1970