Zettel

436. “Verifying by inspection” – выражение, совершенно сбивающее с толку. То есть оно подразумевает, что сначала выполняется процесс, осмотр (это можно сравнить с разглядыванием через микроскоп или с тем, как поворачивают голову, чтобы что-то увидеть). И что затем должно последовать вио́дение. Можно было бы вести речь о «вио́дении через поворот» или «вио́дении через разглядывание». Но тогда именно оборачивание (или разглядывание) является внешним по отношению к вио́дению процессом, который (следовательно) интересует нас исключительно практически. Что хотели бы сказать, так это: «Вио́дение через вио́дение».

437. Причины, по которым мы верим предложению, разумеется, не имеют никакого отношения к вопросу о том, во что мы верим; но не таковы основания, которые грамматически относятся к предложению и говорят нам, чем оно является.

438. Нет ничего более обыденного, чем такое колебание значения выражения, когда один и тот же феномен рассматривается то как симптом, то как критерий некоего положения дел. И чаще всего в таком случае перемена значения не замечается. В науке это обычное дело – приравнять феномены, которые можно точно измерить, к определяющим критериям выражения; и затем полагать, что собственное значение обнаружено. Таким образом возникло множество недоразумений.

Существуют, например, степени удовольствия, но глупо говорить об измерении удовольствия. Верно, что в некоторых случаях измеримый феномен занимает место, которое перед ним занимал феномен неизмеримый. Слово, которое обозначает это место, тогда изменяет свое значение, и его старое значение более или менее выходит из употребления. После этого успокаиваются на том, что одно понятие является более, а другое – менее точным; и не замечают, что здесь в каждом особом случае имеются иные отношения между ‘точным’ и ‘неточным’. Это старая ошибка – не проверять частные случаи.

439. Достаточная очевидность, не имея четких границ, переходит в недостаточную. Должен ли я сказать, что естественное основание этого образования понятий состоит в сложном характере и многообразии обстоятельств человеческой жизни?

Тогда при гораздо меньшем многообразии более четко ограниченная понятийная структура казалась бы естественной. И почему кажется столь нелегким представить себе упрощенный случай?

440. Как мы должны были бы мыслить себе полный перечень правил использования какого-нибудь слова? – Что понимают под полным перечнем правил использования какой-нибудь фигуры в шахматах? Не могли бы мы всегда конструировать сомнительные случаи, в которых нормальный перечень правил ничего не решает? Подумай, к примеру, о таком вопросе: как установить, кто ходил последним, когда достоверность воспоминаний игроков подвергается сомнению?

Регулировка движения на улице разрешает и запрещает определенные действия водителей и пешеходов; но она не пытается управлять посредством предписаний совокупностью всех их действий. И было бы бессмысленно говорить об ‘идеальном’ упорядочении движения, которое бы так действовало; прежде всего, мы понятия не имеем, что мы должны понимать под таким идеалом. Если бы кто-то пожелал в каких-то пунктах строже упорядочить движение, то это не означало бы, что он пожелал приблизить его к идеалу.

441. Проанализируй также такое предложение: «Правила игры могут оставлять некоторую свободу, но все же они должны быть вполне определенными правилами». Это все равно что сказать: «Хотя ты и можешь предоставить человеку в четырех стенах некую свободу перемещения, стены должны оставаться совершенно неподвижными», – а это неверно. – «Ну, стены могли бы быть и эластичными, но тогда они имели бы вполне определенную упругость». – Что это добавляет? Кажется, это сообщение о том, что должна существовать возможность предоставить сведения о такой упругости, но это опять-таки неверно. «Стена всегда имеет определенную упругость – знаю я об этом, или нет»: то есть это заявление о соблюдении формы выражения. Той, которая употребляется как форма идеала точности. Словно некий параметр изложения.

442. Приверженность какой-то форме выражения, когда она проявляется в виде предложения, имеющего дело с предметами (а не знаками), должна быть ‘a priori’. Ведь ее противоположность действительно невообразима, поскольку ей соответствует форма мысли, форма выражения, которую мы исключили.

443. Представь себе, что люди имели бы обыкновение указывать на предметы так, что пальцем описывали бы вокруг предметов круг. Тогда можно было бы представить себе и философа, который вещал бы: «Все вещи суть округлые; ибо стол выглядит так, печь – так, лампа – так» и т. д., описывая всякий раз около вещи в воздухе круг.