Жадина

— Но у меня большое будущее. Так-то, Марциан. А теперь слушай внимательно, что я скажу и запомни навсегда. Возьми шприц потолще, как у милой медсестрички, и введи в сухие вены своей дорогой подруги этих слюней да побольше. У нее нет беды изгоев, она, в отличии от них, уже мертва, ее кровь не двигается и не обновляется. Противоядие не исчезнет из нее. Его может хватить лет на пять, а может на сотню или две. Этого ответа у меня нет, но мы отложим катастрофу. Ростки Матери Земли будут продолжать свое путешествие в вашей почве. Но им понадобится тысячелетие, чтобы охватить всю землю. Те, что еще остались в твоей Нисе, перестанут расти и выползать. Это заморозит их внутри. Изгои едят вас, несчастные мои, потому что в вас больше человеческой природы. А они уже почти мы. Только слабенькие и смертные. Их слюна — экстракт человека, человечности. Он заморозит части богини в Нисе, но и, как бы это сказать, взрослой ей тоже никогда не стать.

— То есть, она не сможет питаться кем-то, кроме меня?

— Ее развитие остановится. Силы не будут расти. Но, думаю, это приемлемая цена за всю вашу милую Землю? Ты все запомнил, Марциан?

— Я люблю тебя.

— А я тебя нет, ты глупый совсем, ты меня расстраиваешь.

Он смеется, а потом я спрашиваю:

— Разве Мать Земля не уничтожит Нису за это? И нас?

— У Матери Земли, мой дорогой, времени больше, чем у всех планет вашей Солнечной Системы. Ей, в сущности, все равно случится все завтра или через тысячу лет. Ее ростки в земле делают свое дело, и ваш паллиатив ей вовсе не интересен.

Только это совершенная неправда, потому что асфальт трескается и вздымается. Дуга из воды становится просто водой и окатывает нас всех.

— Бежим! Главное продержаться, пока нас не выбросит обратно! — кричит Ниса.

И мы бежим, потому что она двигается за нами, состоящая из земли, камней, асфальта и всего того, что над ней.

Глава 14

Но вообще-то как от нее бежать, если она — все здесь? Вся здесь. Асфальт пульсирует под ногами, вздымается, словно при дыхании. Она волной поднимается за нами, асфальт теперь похож на неспокойную реку в шторм. Вода устремляется к нам, и поток едва нас не сносит. Мы ведь сами под землей, мне кажется, Мать Земля должна предстать перед нами в своем истинном виде.

Но она всегда под, она никогда не над, и мы не увидим ее даже здесь, в ее темном, холодном доме.

У Офеллы в рюкзаке единственное лекарство от ее любви. Поэтому каждый из нас присматривает за Офеллой больше, чем за собой. Стоит ей упасть, разбить флакон, и нам придется возвращаться к изгоям.

А это время. И хотя вряд ли Ниса успеет выплакать столько ростков, чтобы покрыть ими всю землю, однажды это все равно приблизит конец света. Странное дело, мы волнуемся так, словно все произойдет завтра. Все произойдет, может, через тысячу лет, но это наша проблема. Потому что мы здесь и сейчас, а исправлять что-то нужно как можно быстрее. Так мне говорила учительница, и хотя к тому времени, как случится нечто ужасное, на земле будут жить, наверное, уже ее правнуки, и будут они немолодыми, нужно помочь ей и им сейчас.

— А если разделиться? — кричит Юстиниан.

— Ты с ума сошел?

— Кто-то должен был подать совет из фильмов ужасов!

Я думаю, надо же, а ведь Мать Земля делает почти то же, что и наш бог. Она разделила себя на части, как и он, чтобы заново прорасти. Так делают некоторые растения, особенно те, что обычно обитают на подоконниках.

Мать Земля хочет существовать, и это желание понятное и чистое, каждый чувствует, что оно означает. Интуитивный императив, сказал бы, наверное, Юстиниан, но Юстиниан бежит рядом со мной.

Наверное, думаю я, мы уже вполне подготовлены для соревнований по бегу. В конце концов, не каждый человек на земле способен убежать от богини. И успокаивать себя тем, что можно хотя бы бежать тоже не каждый способен.

Я оборачиваюсь и вижу, как проваливается за нами асфальт, рушится, трескается и падает в ничто. А это ее пасть, думаю я, вот так она ее открывает. У ее пасти нет дна. Поглоти врага, думаю я, но мы же тебе не враги?

Теперь мотивация бежать зрима и осязаемая. Когда Мать Земля была чем-то под, неизвестным существом за поверхностью всего, было вовсе не так страшно. В конце концов, неясным оставалось, что она может сделать. Теперь все очевидно, раскрытая пасть поглощает все.

Это заставляет меня утроить усилия, хотя нужно бы учетверить. Простора у нас достаточно, улица широкая, но вся она поглощаема. Я даже не жалею, что мы не на поверхности, потому что весь мир принципиально поглощаем.

Довольно страшная мысль, но не страшнее, чем ощущение высоты, которая пролегает под нами. Асфальт, словно он и вправду река, то и дело меняет свое течение. И мы, наверное инстинктивно, не отдавая себе отчета, следуем по руслу этой реки. В конце концов, сворачивать просто страшно.

Я думаю, а сможем мы бежать пять часов, если мы здесь так же надолго, как когда были в самолете? Ниса сможет, поэтому стоило бы передать флакон ей. Я хочу об этом сказать, но потом меня поражает совсем другая, странная мысль.