Жадина

Жидкости становится все меньше и меньше, но я не хочу, чтобы Офелла закончила, потому что это значило бы встретиться лицом к лицу с последствиями. Вдруг мой бог ошибся? Вдруг я ошибся, доверяя моему богу? Вдруг все было зря?

Все это — вероятности, а вероятности учительница говорила рассматривать, как веер. Во-первых потому, что веер похож на набор карт, и можно вытащить любую, а во-вторых, потому что каждое ребро смотрит в своем направлении.

Я закрываю глаза, а когда открываю, то оказывается, что синих слюней больше нет. Вернее, они есть, но в пустых венах Нисы. То есть, и вены Нисы уже не пустые. Все изменилось.

Некоторое время Офелла закручивает крышку на флаконе, и все пользуются этим временем, сохраняя молчание и убеждая себя, что все получилось. Никогда прежде я не чувствовал, что настолько хорошо понимаю всех вокруг.

Я словно бы со всеми на одной волне, и мы ясны друг другу. Какими бы мы ни были разными, мы волнуемся об одном и том же.

Как только Офелла закрывает флакон, все начинают говорить, словно из флакона исходило распространявшееся здесь молчание.

— Ты чувствуешь себя по-новому, Ниса? — спрашиваю я.

— О, умоляю, скажи мне, что это сработало, — говорит Юстиниан.

— Все в порядке? — спрашивает Офелла.

— Я думаю, она не может ответить на эти вопросы, пока мы не проведем эксперимент, — говорит папа. А мама говорит:

— Ниса, милая, мы никуда не спешим, помни об этом.

Наверное, маме странно, что Ниса — ее племянница.

Кассий говорит:

— А я думал, спешим!

Грациниан говорит:

— Не трогайте мою Пшеничку, у нее стресс, ей плохо!

И только Санктина молчит, а взгляд у нее цепкий.

— Тебя снова обидеть и довести до слез? — спрашивает Юстиниан.

— Если ты будешь обращаться подобным образом с моей дочерью, я отрежу твой член и скормлю его собакам.

— И вы можете говорить о том, что кто-то неправильно обращается с вашей дочерью после того, во что впутали ее! — возмущенно говорит Офелла. А Ниса вдруг кричит:

— Замолчите все!

И все снова молчат, а Ниса сидит очень сосредоточенная, а потом я вижу слезы, прозрачные слезы в уголках ее глаз. Такие же, как и раньше. Никогда я так не радовался человеческим слезам. Ниса плачет не оттого, что ей грустно, а от облегчения. В момент, когда первая слеза падает на пол, Санктина бросается к Нисе и обнимает ее, целует в макушку.

Санктина обнимает Нису настолько крепко, что у меня бы все кости заболели, но Ниса неживая, и ей нравится.

Папа говорит:

— Что ж, поздравляю тех, у кого все в порядке. В том числе, конечно, и нашу семью. У нас с Октавией через семь часов встреча с царем.

Грациниан и Санктина оборачиваются к нему, а папа смотрит на меня, а потом на маму.

— Мы обсудим рост цен на нефть, — говорит он задумчиво. — А перед этим я хочу немножко отдохнуть. Понимание законов, по которым функционирует экономика, требует от меня очень много сил. Марциан, я полагаю, что ты хочешь обсудить все произошедшее со своими друзьями?

Я говорю:

— Да. Но еще я хочу домой.

Мама и папа одновременно кивают. Грациниан говорит:

— Спасибо, я этого не забуду, Аэций.

— Не забудешь, — говорит мама. — Мы в этом уверены.

Санктина все еще крепко обнимает Нису, снова целует ее. Ниса не улыбается, но глаза у нее совсем другие. Наверное, она очень довольна. Я тоже хочу ее обнять, но у меня будет для этого достаточно времени. Все не то чтобы закончилось, скорее уж поставлено на паузу, но и это настоящее счастье, и я думаю, что нам с друзьями стоит просто расслабиться и больше ни о чем не думать. Хотя я не уверен, что Офелла так умеет.

— Я провожу вас, — говорит Грациниан. — С превеликим удовольствием.

А Санктина вдруг оборачивается к папе и маме, говорит:

— Ты, животное, думаешь, что оказал нам услугу, что все прощено и забыто. Это не так, ты — убийца моего народа, и однажды ты ответишь за свои преступления.

Мама говорит:

— Совершенно недальновидно с твоей стороны. Я разочарована.

А папа оборачивается к Санктине только у самой двери, взгляд у него пустой и светлый, и папа смотрит на Санктину долго. А потом подмигивает ей.

Глава 15

В больших городах много предметов в магазинах и много дел у людей, вот как мне казалось. А Саддарвазех сверху оказывается совершенно другим. Шумный, золотой город, где никто, ничего не делает, потому что все время жарко.

Мне нравится гулять по нему, но больше всего нравится сидеть у фонтана и смотреть, каким становится от солнца камень, как шумят официанты и продавцы. Я не вижу тех, кого солнце заставляет разлагаться, но думаю, что многие здесь замерли в шаге от вечной жизни. Ниса говорила, что в Саддарвазехе слишком много таких, как она, и больше уже не нужно.

Народы здесь совершенно неопределимы, все ходят в черном, держатся одинаково и громко говорят на языке, который мне непонятен.

Город грязный, и оттого еще более душный. Мы с мамой и папой сидим у фонтана. И хотя мы в пустыне, под слоем песка — чернозем, в котором я спал и слышал грунтовые воды. Я понимаю, что недостатка воды в Саддарвазехе нет, но бьющая в апельсиновое солнце струя все равно кажется мне роскошью.