Жак Деррида в Москве

(35) «Мое изложение будет свободно от какой бы то ни было теории. Надеюсь, что таким образом мне удастся дать возможность самому тварному (сотворенному, the creatural) [здесь также явная аллюзия на название буберовского журнала „Die Kreatur“. — М. Р.] сказать за себя: в той мере, в какой мне удалось понять и передать тот необычный, вводящий в заблуждение язык, который громко раскатывается в совершенно измененной, как вибрирующая маска (resounding mask), среде. Я намереваюсь дать описание Москвы в настоящий момент, когда „любая эмпирия уже есть теория“, и тем самым воздержаться от абстрактной дедукции, прогнозов и в определенных пределах даже от суждения. Я абсолютно убежден, что в данном случае этого нельзя сделать на основе „данных“ из духовной сферы; тут нужны факты из области экономики, которые, даже в России, в достаточной мере поняты лишь немногими. Современная Москва в схематической форме содержит в себе всю гамму возможностей и прежде всего возможность того, что Революция победит или же потерпит поражение. В любом случае результат будет непредсказуем, и картина окажется весьма отличной от любого программного наброска будущего. Контуры этого в настоящее время грубо и отчетливо проглядывают сквозь людей и их среду обитания» (цитируется по предисловию Гершома Шолема к: Moscow Diary // October. — № 35. — Р. 6–7) [выделено Ж. Деррида].

(36) Эссе Вальтера Беньямина «Москва», написанное по мотивам «Московского дневника», было опубликовано в «Die Kreatur» № 2 за 1927 год (S. 71-101). Другие его статьи о России — «К положению в русском киноискусстве», «Политические группировки русских писателей» — вышли в журнале «Literarische Welt» в том же 1927 году.

(37) «Я собираюсь дать описание Москвы в настоящий момент, когда „любая эмпирия уже есть теория“, и тем самым воздержаться от абстрактной дедукции, прогнозов, в определенных пределах даже от суждения. Я абсолютно убежден, что этого…» (Moscow Diary; см. сн. 35)

(38) «…Я абсолютно убежден, что этого в данном случае нельзя сделать на основе „данных“ из духовной сферы; тут нужны факты из области экономики, которые, даже в самой России, в достаточной мере поняты лишь немногими» (Ibid.; см. сн. 35).

(39) «…Те, с кем у него там были отношения (почти все без исключения евреи, безразлично, догадывался он об этом или нет), принадлежали к кругам политической и художественной оппозиции» (Ibid. — Р. 7).

(40) «Вечером мы с Рейхом долго беседовали о моей работе писателя и о том, какую форму ей предстоит принять в будущем. У него было мнение, что я склонен писать слишком интенсивно (belabor). В этой связи он сделал весьма проницательное замечание: в великой литературе пропорция между общим числом предложений и теми из них, которые содержат особо емкие, афористические формулировки, была приблизительно один к тридцати, тогда как в моем случае соотношение скорее один к двум. Все это верно (…). Но я не мог с ним согласиться, когда речь зашла об идеях, которые были сформулированы еще в моей ранней статье „Язык как таковой и человеческий язык“ (1916, опубликована посмертно — М. Р.) и которые я никогда не ставил под сомнение. Я сослался на полярно противоположные [тенденции], которые заключает в себе любая единица языка: она является экспрессивной и коммуникативной одновременно. Это имело прямое отношение к предмету нашей дискуссии, „деструкции языка“ как тенденции современной русской литературы. На самом деле развитие коммуникативной стороны за счет всего остального неизбежно приводит к деструкции языка. Противоположный путь, когда в абсолют возводится экспрессивная сторона [языка], ведет к мистическому молчанию. Мне представляется, что в настоящее время доминирует коммуникативная направленность. Но в той или иной форме всегда необходим компромисс. Я согласился с тем, что как автор оказался [теперь] в критической ситуации. Я сказал ему, что не вижу здесь никаких возможностей для себя (no way out): простых убеждений и абстрактных решений здесь недостаточно, только конкретные задачи и вовлеченность (challenges) могут помочь мне выйти из тупика. Тут он напомнил мне о моих эссе о городах. Это подействовало на меня ободряюще, я стал с большей уверенностью думать об описании Москвы» (Ibid. — Р. 46–47; выделено Деррида).

(41) «Сегодня я сказал ей, что хочу иметь от нее ребенка. Редкие спонтанные жесты, весьма значимые, учитывая тот контроль, которому она подчинила себя теперь в любовных вопросах, говорят о том, что она меня любит» (Ibid. — Р. 35).